Мне красивую сказку про тихие-тихие ночи,
Положи, как подарок, в коробку и бантиком белым...
Завяжи. На листочке в линейку черкни пару строчек,
Посмотри, как пульсируют буквы
в ладонях несмело.
Мне красивые сны с золотою каёмкой на блюде,
От тебя пусть подарит под утро косматая Бука.
Что с мешком по дороге, седая, невидима люду,
Под окошками — тенью, и с совами,
входит без стука.
В этих снах все Елены-девицы, конечно,
Прекрасны,
Дураки же, Иваны — сражаются, пашут и сеют.
Злая Баба-Яга и Кощей всё колдуют напрасно,
Мужики: королевичи, принцы,
и сплошь — Елисеи.
А ещё там бывают трёхглавые сильные Змеи,
В золотой чешуе, и из пасти огнём — так знакомо.
Несмеяна-царевна ревёт, не помогут и Феи,
И принцесса в хрустальном гробу на цепях…
Уже кома.
А у моря Гвидон над Царевной-лебёдушкой тает,
Как крылами она по воде хлоп да хлоп — и девица.
Поправляет корону Гвидон: «Эх, зараза, сползает!»
До утра не смыкает он глаз,
отчего-то не спится.
И до моря идёт он в надежде — Царевной пленён,
А у лебеди-дЕвицы — жаром и блеском горя,
Из пучин поднимаются… Диво-то дивное! Сон!
Тридцать три — как один,
мама родная, богатыря.
А в глухой деревушке Емеля лежит на печи,
Ест, да пьёт, да поёт, матерится по-русски от скуки.
Коли села на печку к нему ты сама — не кричи,
У него же работа-дела —
по велению Щуки.
Как волшебный клубок перепутана правда и ложь,
Даже в сказках хватает и счастья, и горя, и лиха.
Коли сам не расплатишься, и коли сам не поймёшь,
Не поможет Солоха,
и даже не Ба-Бабариха.
Где же эти красивые сказки?
С золотою каёмкой на блюде.
Пусть, косматая БУКА в салазках…
Мы же, всё-таки… Кто эти?.. Люди.