Чтоб баллада сложилась, как надо,
А в финале возник мотылёк,
Мне и речка нужна, и ворота для ада –
Наш Вулкан, и пурга, и в печи уголёк.
Начиналось все очень красиво –
Затянуло вулкан синевой,
И с небрежной, космической силой
Облака были брошены в бой.
Красным всполохом в небе, закатом
Окровавилось… силы врага…
Вдруг все замерло. Тишь! И тогда-то
Над землею рванула пурга.
И свистела, и сыпала снегом –
Ни причалов, ни вех – берегов,
Приподняв это небо, с разбегу
Вдруг на землю роняла его.
И тоска в этом свисте небесном
До того нас за душу брала –
Побросали и крести, и песни,
Здесь – важнейшие в жизни дела.
Нам бы выйти в пургу, да с лопаткой,
Снег почистить
над головой,
Или нашу большую палатку
Он раздавит под плачущий вой.
Но сидели, печурку топили,
Чтоб совсем уж не съехать с ума,
Между делом привычно шутили:
«Все по графику – в полночь зима!»
И молчали, что третий наш, Лешка –
На реке. Там он шкерит икру.
«Тут зима, сатана!» - «Я немножко…»
И ввязался он в эту игру.
Мы таких закопали немало –
По пурге (снег по пояс, сырой!)
До последнего шли к перевалу
С этой чертовой красной икрой.
И бросали и рыбу, и сети,
Жрали, чтоб не упасть, ястыки…
Собирали мы их на рассвете –
Так никто не ушел от реки.
Этот был самый умный… Смешливый!
«Не грустите, пишите, друзья!» -
И еще он добавил: «Счастливо!
Хохму тут приготовил вам я!»
Лечь, уснуть и замерзнуть – не хохма,
Зло берет от таких остряков!
Все подохли! Никто и не охнул,
Бросив семьи свои, стариков.
Мы молчали – ему там не сладко…
Там укрыться-то негде – и все!
В снег не ляжешь, ты не куропатка,
А в пургу и костер не спасет.
Нам в палатке, под снегом – жируй-ка!
Есть жратва и поленница дров,
Раскалилась – взорвется! – «буржуйка»,
Хоть брезентовый, все-таки кров!
Только в шорохе снега и свисте
Бесовские творятся дела –
Хохот, рыла свинячьи и взвизги,
И над свечкой - два черных крыла.
Мы уже не глядим друг на друга,
Дурь в глазах, хоть нас скопом лечи,
Мир скукожился – просто до круга,
Что очерчен сияньем свечи.
Вот тогда-то, на третьем закате
(И шугнуть не поднялась рука!)
У него, на походной кровати
Мы увидели вдруг мотылька.
Белый с желтеньким – черт его знает! –
Ночь, зима, и пурга – третий день…
Посидел, подрожал и – порхает
Вдруг ожившая
хренотень.
Над печуркой кружил легким духом,
Пролетел над свечой – не сгорел,
Вдруг мне на руку – вот щекотуха! –
Как в лесу на корягу, он сел.
Это было, как бред – нереально,
Дико, страшно – его ж просто нет!
Бог послал? Ну, лады, гениально…
Если блазнится, значит, привет!
Мне в пургу мотылёчков не надо,
Ну-ка брысь! Ну, едрёная вошь…
Но напарник, держа меня взглядом,
Прошептал, чуть дыша: «Зашибешь…»
«Тоже видишь?» - «Что?!» - «Бабочку эту…»
«Вижу!» - «Я-то уж думал – кранты…» -
«Отпусти, пусть летает по свету…
Пусть живет…» - «Издеваешься ты?»
Засвистело, завыло, подуло,
Словно нам прозвучал трубный глас, -
В ночь, в пургу это чудо порхнуло,
В хлопьях снега запуталось враз.
…А с утра – синь от края до края,
И кальдеры знакомый капкан…
Щурясь, вышли на свет, узнавая
Горы, старый каньон и вулкан.
Наш приятель лежал в сотне метров.
Что там – кровь? Нет, икра на снегу…
Шарф на ветке от слабого ветра
Шевелился: «Идти не могу!»
Он связал себе ноги в лодыжках,
Замерзая, так ровненько лег…
На груди – золотистой ледышкой
То ль душа, то ли тот мотылек.
Участок Мутновский, Камчатка, 1985 г