Этот марш мной особенно любим. И не только за его мелодичность. С ним связаны не воспоминания – ассоциации.
Июль 1942 г. Сталинград. Строй солдат-новобранцев, которых после назовут «пушечное мясо» (меня этот термин не коробит – «Солдат не жалеть» – приказ не только Жукова, а всей истории государства Российского. Велика Русь – матери ещё нарожают). Впереди духовой оркестр. И марш «Прощание славянки». На пристани музыканты, продолжая играть, отходят в сторону, а вчерашние мальчишки по трапу поднимаются на борт баржи, которая отчаливает от причала, и, ведомая буксиром, медленно ползёт вверх по Волге-матушке.
На барже среди многих таких же новобранцев мой отец, 18-летний коренной сталинградец, которому судилось здесь родиться, жить, а когда пришла пора, защищать этот город.
И две фигуры: одна повыше - женская, и друга пониже – брата, 16-летнего подростка. И обе машут, машут, пока не скрылись за поворотом реки…
Позже были победные марши – похоронных никто не заказывал – не хватило бы оркестров. То победа – одна на всех. Была панорама горящего города. И чёрный от тел брошенных ночью в бой морпехов, одетых в матросские бушлаты, Мамаев курган, несмотря на то, что накануне выпал снег.
И первая учительница, которая при встрече сказала, что мать отца убили. Он уже знал об этом…
И ранение, и контузия в ноябре, отправка «лежачего» в кузове грузовика по мёрзлой степи в госпиталь. И весь израненный моряк, постоянно твердящий на ухабах: «Коляска… к дому подкатила… колёса… о землю стучат…»
И выздоровление, сопровождаемое репликой: с позвоночником шутки плохи – нужно санаторное лечение, надо беречься, ничего не поднимать; но жив будешь – будешь лечиться…
И было всякое – 120-миллиметровый миномет, его обёрнутый шинелью раскалённый ствол, который надо было вместе с лафетом забросить в кузов «Студера» под огнём пристрелявшегося врага; и тонны земли, перерытой, дабы укрыть капот авто, чтобы тут же услышать команду: «По машинам!»; и многократные поездки по Военно-Грузинской дороге за техникой к Персидскому заливу; и вывоз кавказцев из горных аулов по зимним горным дорогам по преступному приказу главкома; и вывоз трофейных заводов «до винтика»; и ещё много-много чего…
И снова ранение, и тифозный бред…
И поездка по «железке» вслед за наступающими от Сталинграда войсками. И картина, когда остановился на полустанке встречный поезд с пленными, которые, выйдя из вагонов, набирали не только снег в котелки, но и, по-воровски оглядываясь, прятали за пазуху котяхи, оставленные вдоль полотна служивым людом.
Кутузов обещал заставить французов есть конину. Новым завоевателям конины не досталось…