Человек, производя деятельность, направленную на удовлетворение своих насущных потребностей, открыл для себя нечто удивительное. Сделав несколько ножей, он заметил, что один из них чем-то притягательней других. Обнаружив, таким образом, эстетическую, духовную ценность предмета, человек стал всё чаще вводить в свою деятельность идеи, не обусловленные целью самосохранения. Однако, проникая во все сферы жизни, эти идеи стали для него весьма значимыми, образовав тем самым новый вид человеческой потребности. Теперь предмет стал иметь две шкалы ценности. Первая отражает практическую пользу предмета в удовлетворении насущных потребностей. Вторая - эстетическую пользу в удовлетворении духовных потребностей. Однако, если практическая польза, например, топора находится в пределах материального мира и видна невооруженным глазом, то польза от какого-нибудь узора на топорище обитает в мире внутренних переживаний, а переживания, как известно, всегда субъективны. Чужая душа - потёмки.
Вспоминается фильм, кажется, под названием "Сеньор Робинзон". Там один человек попадает на остров, где живет племя, в котором принято за сердце женщины биться в разнообразных состязаниях, в том числе и поэтическом. И вот он, желая блеснуть хотя бы в этом поединке, цитирует одно из четверостиший Шекспира, однако при этом его лишь поднимают на смех. Банальная же фраза соперника- аборигена вызывает у соплеменников оглушительный восторг.
Подобная несостыковка критериев на предмет ценности какого либо творения может быть не только в сравнении отсталого племени с цивилизованным человеком, но и между родителями и детьми, мужчиной и женщиной, экстравертом и интровертом и т.д. Спрашивается тогда: можно ли субъективное оценить объективно? Думается - все же возможно, но только в той его части, где субъективное является побегом некой социальной, а не самобытной культуры творца. То есть, где творение отражает идеи не только субъекта (творца) но и объекта (созерцателя). В ином случае созерцающий должен быть гениально сенситивным - умеющим тонко чувствовать чужие эмоции. Такой созерцатель воистину мог бы стать гениальным критиком.
Интересная особенность искусства состоит в том, что оно словно пытается обмануть реципиента, дать ему не букет роз, а лишь изображение цветов, не естественный продукт, а трансформированный в символ, который чем более схож с оригиналом, тем больше восхищает. Однако, как только появляются другие, менее трудозатратные возможности копирования реальности, как, например, фотография, смысл точного воспроизведения физического образа предмета уходит на второй план. Сходство с оригиналом становится уже делом техники, а не искусства. Искусство необходимо там, где затруднительно каким-либо другим способом передать или исследовать предмет. Так в искусстве стало более ценным точное изображение внутреннего содержания предмета. Но если точность копирования тела легко проверить путем сравнения с оригиналом, то точность передачи души (характера) путем сравнения представляется весьма непростым делом. Пытаясь изобразить внутренний мир предмета, художник неизбежно вносит в него свой субъективный мир. Он изображает в большей степени не истинное содержание предмета, а свое представление о нем. Неудивительно, что с этого момента появляются "мастера", которые неумение изобразить точный физический образ стали мотивировать целью якобы показать внутренний мир. Некоторые, вероятно, искренне не понимают, что невозможно изобразить душу без школы копирования материального естества, поскольку такая передача происходит с помощью физического листа, физического карандаша, физического заполнения белого пространства бумаги цветом, где шаг линии влево или вправо мгновенно меняет чувства и мысли зрителя. То же касается и литературы, и музыки, и многого другого.
Кроме названных трудностей в определении универсальных эталонов, существуют ещё так называемые в психологии барьеры непонимания. Например, барьеры непонимания литературного творения могут быть: фонетическими, семантическими, стилистическими, логическими и т.д.
В произведении мы, как правило, выделяем одну или несколько основных особенностей, которые оказывают на нас сильное воздействие. Ну, например, яблоко нас может поразить не только своей красотой, но и вкусом, запахом, величиной и т. д. Поэтому, всякое творение искусства и всякий вид искусства несет нам разную информацию, в основе которой - воздействие на разные органы чувств. Разумеется, человек использует все внешние каналы восприятия, но многие из нас пользуются одним из каналов чаще, чем другим. Изначально мы используем все системы, но к возрасту 11 - 12 лет у нас уже имеются явные предпочтения. Кто-то думает картинками, кто-то - словами, кто-то - ощущениями. Писатель использует слова, выбор которых будет показывать не только то к какой системе репрезентативности (аудиальный, визуальный, кинестетический) относится он сам, но и то, на какого читателя его произведения будут оказывать наиболее значительное влияние. Трое человек могут прочитать одну и ту же книгу, но первый отметит как много он увидел, другой выскажет мнение по поводу тональности прочитанного, а третий отмахнётся рукой, не сумев ухватить идею автора. Они все читали одну и ту же книгу, но каждый из них выражал свое отношение к ней различными способами. Первый мыслит картинками, второй - звуками, третий - ощущениями.
Классическая литература всегда содержит богатый и разнообразный набор предикатов, использует все репрезентативные системы человека равным образом. Каждая репрезентативная система имеет свой собственный "язык". Если мы способны говорить с человеком, используя "язык", предпочтительный для его репрезентативной системы, то, мы прокладываем путь к взаимопониманию, а, следовательно, к своей популярности, мудрости и к гонорару, если хотите.
Таким образом, если творец желает стать Мастером, то ему необходимо иметь в своем арсенале богатый стереофонический язык изложения. Только тогда вышеупомянутое яблоко возникнет из пустоты перед созерцателем во всей своей материальной прелести.
Человек - существо, для которого кроме настоящего есть прошлое и будущее, т.е. временное пространство, с помощью которого возможно выразить движение. Поэтому запечатление безвозвратно ускользающего момента и попытки изображения его динамики интересовало человека давно. Согласитесь, что изобразить в статичной форме движение - дело далеко не простое. Если мы возьмем кинематограф, то тут все просто: смена статичных кадров создает иллюзию движения. Но показать движение одним кадром, одной картинкой не просто. Трехмерность временного пространства дает творцу множество жанровых вариантов. Например, к временной координате прошлого мы можем отнести такие жанры, как - мемуары, былины. К настоящей действительности - например, публицистику. К будущему - фантастику. Смешивание различных временных координат дает увеличение количества стилей и жанров.
У талантливого произведения всегда многогранная судьба, оно может быть в одно время актуальным, а в другое - прозорливым, или исторически достоверным, или тем и другим одновременно. Удачное сочетание всех вышеупомянутых деталей рождают глубокие чувства, эмоции, ощущение причастности.
Таким образом, теперь, читая произведение, мы можем делать вывод о том, насколько автор удачно пользуется временными возможностями для передачи задуманной идеи, что дает нам один из возможных критериев.
В науке любую новую теорию рассматривают с точки зрения полезности, т.е., выясняют какие новые возможности она позволяет раскрыть для познания того или иного предмета или решении той или иной проблемы. В искусстве данная мера тоже вполне приемлема. Мы уже говорили о полезности выше, но только с точки зрения пользы в удовлетворении духовных потребностей. На этот раз речь идет о полезности как методе или средстве воздействия на созерцателя. Например, сумел ли автор необычной манеры стиха приоткрыть что-то новое в старой тематике. К сожалению, у данного критерия все же есть недостаток. Дело в том, что им могут воспользоваться только искушенные в той или иной сфере.
- Есть еще один из критериев, критерий популярности. Звучит он приблизительно так: что читают, то и хорошо. Данный критерий соблазнителен тем, что он является относительно легко высчитываемым. Допустим, по окупаемости, посещаемости (выставки, театры, концерты) и т.п. Но он скорее констатирует иную сторону произведения и дарования автора. Думается, популярность может быть критерием, но только как критерий мастерства в удовлетворении актуальной потребности основной массы общества. Особенность критерия популярности в том, что он, хотя и находится на гребне волны настоящего времени основной массы людей, но, по сути, отражает уже прошедшее - то, что уже усвоено, переработано природой в еще один кирпичик генного кода человеческого знания. То есть, то, что человеком уже воспринимается как само собой разумеющиеся. Откровение же гения, напротив, трудно узреть, поскольку оно всегда предполагает новый угол видения, а человеческая психика изначально строит свое восприятие на уже сформированном, часто используемом способе мышления.
Вполне вероятно, что для кого-то критерии популярности, точности, полезности или прозорливости представляются иначе. Суть в том, что весь спектр различных точек зрения на предмет искусства может, так или иначе, являться разнообразным инструментарием для оценки ценности данного предмета, будь оно зданием, картиной, химической формулой или обычной кофейной чашкой. Естественно, что произведение, которое набирает высокие баллы по многим перечисленным и другим возможным позициям, будет является более ценным, более талантливым.
На первый взгляд, здесь все просто: бери меру и измеряй ценность по разным векторам. Однако в искусстве меру применить бывает сложно из-за размытости шкал, то есть, линейка для измерения предмета вроде бы имеется, а вот деления на ней просматриваются с трудом. Поиски качественного мерила со временем не становятся менее актуальными, поскольку творческий рост идет параллельно трансформации критериев. Например, вначале молодой поэт постигает знания рифмовки, затем размера, далее образности, органичности, цельности и т.д. Безусловно, талантливый человек может уже от природы иметь интуитивные знания, но дело не в этом. Речь идет о том, что чем более искушён творец, тем более усложняется процесс оценки, поскольку он: становится многогранным. Если мы судим о стихотворении только по добротной рифме, это может означать только одно, что у нас впереди еще много открытий, поскольку в данный момент мы находимся лишь в первом классе поэтической школы.
Суммируя найденные критерии, констатируем следующее: всякое явление, предмет или произведение искусства можно оценивать с множества разных позиций, например, с точки зрения эмоционального воздействия как на самого автора, так и на окружающих; с точки зрения исторической и научной ценности, то есть практической пользы. Немаловажным аспектом может, является длительность воздействия, то есть количество времени, необходимое для того, чтобы произведение стало пошлым, набило оскомину, устарело. (Так, поэтический язык прошлого времени годится в настоящем, по большей части, лишь для шутливой окраски.) Нельзя отречься от оценки произведения и с точки зрения популярности. Наверное, возможна оценка и по такаму критерию, как авторская прозорливость, "нострадамусность" или просто актуальность. (Так, порой газетная статья может стать пусковым механизмом больших исторических перемен, отражать суть насущных проблем и состояние общества.)
В состав критериев оценки произведения, очевидно, стоит включить следующие:
1. новизна различных составляющих произведения;
2. соответствие различных компонентов общей задачи произведения;
3. полезность новизны, т.е., какие перспективы, возможности открывают нам авторские нововведения;
4. богатый и разнообразный набор предикатов и средств выражения идеи в соотношении с вышеуказанным критерием полезности и целесообразности;
5. популярность, как символ актуальности, потребности общества, как критерий мастерства автора, удовлетворять данную потребность;
6. доступность как критерий таланта автора противостоять различным барьерам непонимания;
Несомненно, предложенные критерии лишь обобщенно отражают всё многообразие измерений. Это лишь вызов тем, кто по роду своей профессии и знаний мог бы нам рассказывать о сути проблемы более глубже и шире.
Напоследок хотелось бы затронуть еще один аспект, он касается самооценки. Некоторые из тех, кто впервые декламировал свои сочинения на литературных собраниях, спрашивали аудиторию, стоит ли им и дальше заниматься поэзией. Здесь можно предположить, что на самом деле, какой бы ответ ни прозвучал, тот, кто прикоснулся серьезно к творческому процессу, зачастую уже не способен обходится без него: творчество становится еще одной мощной потребностью личности (по Фрейду - возможностью сублимировать свою либидозную энергию). Это своего рода ловушка. Она заключается в том, что, хотя творчество подвигает человека к созиданию и дает ему новый смысл жизни, оно порой приносит массу отрицательных эмоций, поскольку не всем, как известно, дано стать Шекспиром или Пушкиным, а смириться с тем, что ты лишь творческий наркоман, "ширяющийся" рифмой, невозможно, так как речь здесь уже идёт не о радости, а о потребности о зависимости, то есть о психофизиологическом самосохранении организма. Теперь потеря творческого смысла жизни становится сродни смерти. А мы хотим жить. Жить вечно. Поэтому количество макулатуры созданной в борьбе за выживание будет расти, и соответственно ценность для автора данной кипы бумаги будет увеличиваться в геометрической прогрессии. Как сказал Лец: "Иногда накапливается столько мусора, что выбрасывать его кажется расточительством". И вот глаза "гения" все больше будут желаемое выдавать за действительное, а уста все чаще, как бы невзначай, напоминать собеседнику о количестве созданных им "шедевров".
Фрейд считал перенаправление сексуальной энергии в творческое русло однозначно положительным защитным механизмом. Однако с этим хочется поспорить. Он, видимо, не учел один важный нюанс. Так как отрицательные симптомы употребления творчества как средства перенаправления энергии появляются не сразу, может показаться, что творчество несет для индивида только благо. Но что если человек занялся не тем, для чего у него есть способности? Если ставка сделана неверно, то в результате он попадает в тупиковую, стрессовую ситуацию, из которой трудно выбраться с рюкзаком макулатуры. Кто-то из подобного кризиса находит выход в группе равных себе, кто-то в коллекционировании положительных знаков своего таланта, кто-то в игре "непонятого гения" и т.п. Это еще не так страшно. В этом случае, худо-бедно, можно сказать - чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось.
Как же выбраться из такой ловушки? Сейчас, простите, вспоминаются слова Мастера из романа Булгакова, адресованные поэту Бездомному: "Не пишите больше!" Однако, надеясь на то, что данная статья попадётся художнику, который в состоянии посмотреть на своё творчество трезво и готов пойти на многие жертвы ради искусства, предложим иное. Во-первых, попробуйте себя найти в иной деятельности или смежной. Например, с поэзии переключиться на прозу (рассказы, сказки, мемуары, статьи и т.п.). Зная, что этот совет наверняка не будет встречен аплодисментами, предложим ещё один. Не проходите мимо подражания, мы все взрослели на нем. Именно так мы учились говорить, писать, помогать близким, зажигать украдкой не только окурки, но и звезды. Быть похожим не значит быть хуже: это значит быть способным на то же самое. Невозможно взойти на Парнас, минуя его подножье. Заповедь проста - сначала научись делать как учитель, а когда научишься, делай, как хочешь. Не стоит уповать на свою неподражаемую индивидуальность, чувственность. Как сказал Уайльд, «плохая поэзия всегда возникает от искреннего чувства». Здесь важна гармония субъективных переживаний с переживаниями объективными, то есть связка личных чувств с чувствами читателя.
Далее - ничто так не расширяет возможности, как знания. Чем больше мы знаем разнообразных проявлений искусства, тем более высока вероятность сотворения личного неповторимого шедевра. Рождение нового творения невозможно без нового творческого процесса (технологии), новый же процесс невозможен без рождения нового творца (оборудования), то есть, по сути необходимо родить самого себя, а роды - весьма болезненный процесс. Да, смертельно больно сжигать рукописи, сбрасывать с плеч тянущий вниз рюкзак макулатуры, но без этого не взять Вершины. И совсем уж последнее: не принимайте на веру всё вышеизложенное, Вы способны найти свой Путь, свою Цель и свои творческие Критерии.
Альманах «До востребования» № 7 (Хабаровск 2006 г.)