Я знаю, есть лёд - и огню растопить не возможно;
кристаллы его затаились в глазах у тебя!
...Ты с маленьким сыном.
Он мне улыбнулся тревожно,
на замшевой куртке шнурок золотой теребя.
Пусть время убито, но нас не сроднила разлука,
и нет объяснения чувству, связавшему нас.
Мы слишком похожи в гордыне своей...
Вот и мука!
И старая песня на струнах натянутых фраз.
Повсюду костры. Жгут осенние листья и травы.
Тревожит меня дым сгорающих красок земных.
За польским костёлом, за чёрной змеёю канавы,
за вечным огнём, вспомни, день был прозрачен и тих.
И шли караулом, чеканя шаги, пионеры.
Ты бросила вслед им, ко мне прижимаясь плечом:
- Наивные дети -
в стране, где ни правды ни веры.
- Да, дети наивны, но родина здесь ни при чём.
Река уносила широкие сизые воды,
над ней островок обнажившийся рощей чернел.
За облаком пряталось солнце...
Тревожные годы
идут, и идут, и идут - и неведом предел.
Тревожные чайки кричат и над пристанью вьются.
И снова, как вечность назад:
- А ты смог бы, поэт,
Уехать отсюда,- спросила ты,- и не вернуться?
- Я осень в России люблю...
вот и весь мой ответ.
Оставили север последние гуси и утки,
плывут облака над пустыней холодного дня
в тревожную даль...
Мальчик в новенькой замшевой куртке
моими глазами упорно глядит на меня.