О войне без прикрас

Алексей Костюченко
ВОСПОМИНАНИЯ ВЕТЕРАНА ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Черняев Николай Иванович родился в семье лесника в 1924 г, в Воскресенском районе Горьковской области. Капитан в отставке, кавалер орденов Александра Невского, Красной Звезды, Отечественной войны.

Он поначалу отказывался рассказывать о войне, разговорился понемногу:
-О войне я узнал, когда плыл на пароходе поступать в техникум. Женщины сразу зарыдали, а мужчины говорят, что немцев за 2-3 месяца разобьем. Я сожалел, что не успею повоевать. В Горьком уже мобилизация шла, много было добровольцев у военкомата, и я с ребятами пошел. Отправили назад. После этого я устроился в Астрономогеодезический отряд Главного управления геодезии и картографии простым рабочим. Сначала мы в Горьковской области работали, потом в Чувашию перевели, потом - в Коми. Геодезический отряд проводил съемку местности, военные карты составлял. Эти навыки мне потом пригодились. 12 августа 1942 призвали в армию. Был направлен в пехотное училище в Великом Устюге, в апреле 1943 г. закончил его в звании лейтенант.

Отправили на Центральный фронт, где командующим был Рокоссовский. 5 июля началась Курская битва. В первом бою мы, молодые офицеры, были в окопах без солдат. Снаряд рвется, я бегу от него, от другого снаряда бегу обратно. Такое паническое состояние, бегание взад-вперед было поначалу у всех, потому что мы неподготовленными еще были. Но попривыкли, стали обстрелянными, и когда принял взвод, я уже знал, как себя в бою вести.
Немцы на нашем участке продвинулись на 4 км, а потом мы пошли в наступление. Меня потрясло, что кругом распухшие трупы и сладкий трупный запах. Танковое сражение страшно было наблюдать. Горящие самолеты, горящие танки, земля горит. Из горящего танка выскакивает человек, сам как факел… Бежит, а куда? Воды рядом нет...

Не люблю это вспоминать, волнуюсь сильно, мы ведь заново переживаем те события. У нас ветеран на встрече в школе так разволновался, что с ним инсульт был. Особенно тяжело, когда мы рассказываем, а подростки и не слушают...И друзей погибших вспоминаю, и лица тех, кого убивал. Это ведь летчикам или артиллеристам, которые вели артобстрел издалека, не приходилось видеть, кого убиваешь. А я в пехоте служил... Брата  моего старшего снайпер убил, он со станковым пулеметом был, снайперы за такими охотились…

Я строго помнил наказ матери: читать про себя молитвы «Живый в помощи Вышняго…» и «Помилуй мя, Боже» Не то, чтобы я верил сильно, просто считал, что наказ матери надо исполнять. А родился я в Горьковской области, там много не просто красивых мест, а тех, которые святыми считаются. Примерно в 30 км от нас озеро Светлояр, куда по легенде Китеж ушёл.  Во время войны матери солдат давали зарок, что 40 зорь утрешних или вечерних будут молиться и на коленях обойдут это озеро.
И моя мать давала такой зарок, чтобы я не погиб, и когда я демобилизовался, она меня попросила, чтобы я вместе с ней пошел. От нас недалеко, километров 30, ходил я с ней. То озеро обходили на коленях очень многие раненые, пострадавшие, больные, женщин много. А озеро чистейшее, когда бросали в него монетки, то казалось, что глубина сантиметров 80 – всё видно, а на самом деле метра 3, столь чистая вода. Я на коленях обходить его не стал, но умывался, с молитвой, как мать просила.   

С Курской дуги мы к Украине подошли, 21 сентября 1943г. форсировали Десну. Мой взвод, все 40 солдат, переправились, залегли, а подниматься и дальше идти страшно. У нас на глазах в другие плоты снаряды попадали, и все гибли – даже если человек просто ранен был, выплыть уже не мог. Вода от крови стала красно-коричневой, рыбы много всплывало. Тяжело на такое смотреть, давило это. А впереди была железнодорожная насыпь высотой метра 3-4, крутая, надо было за нее перейти.
Над насыпью трассирующие очереди свистели, а главное – мы не знали, что за ней, вдруг сразу на пулеметы попадем? Это только в кино показывают: поступила команда «В атаку!», так все и подымаются. На самом деле сложно решиться. Сначала поступил приказ: «Вперед!» - никто не поднимается. Потом еще раз: «В атаку!» Потом уже персонально: «Коммунисты, офицеры, вперёд!» Тоже не поднимался никто.
А командир полка как раз недалеко от меня стоял и кричал: «Коммунисты, офицеры, вперед!» Мне стало неудобно перед ним отлёживаться на земле, я и говорю ребятам: «Давайте пойдём!» Со мной несколько ребят поднялись, проскочили меж очередей, скатились вниз, осмотрелись. А темно, только начинало светать. Немцев рядом нет, стреляют со стороны станции, до нее метров 300-500. Я отправил солдата назад доложить обстановку. Сказал: «Первому офицеру, которого увидишь, передавай донесение!» Он как раз  командира полка встретил.
И стали другие бойцы через насыпь перебегать – надо быстро проскочить, чтоб под очередь не попасть. У меня от волнения голос пропал, один солдат дал огурец малосольный: «На, говорит, лейтенант, пожуй» Я пожевал, в себя пришел, думаю, раз первыми через насыпь мы перебрались, надо успех закреплять. Повел бойцов к станции.
Сначала по полю шли, где помидоры росли. А у меня во взводе таджиков было много, бойцы они никакие. Только когда кухня приедет, то они рядом: «Командир, я твоя, я твоя!» Если кого из них ранят, они всей кучей вокруг собираются: «Алла, алла!» Они сразу следом за мной не стали через насыпь перебираться, только русские ребята приказа послушались, таджики уже потом подтянулись. Шли по полю, так они из вещмешков боеприпасы вытряхивают, помидоры туда кладут. А потом к домам подошли. У ворот выставлены корзины с яблоками. Таджики высыпают помидоры, яблоки складывают.

Станцию захватили. Тяжело вспоминать, как людей убивать приходилось – до сих пор помню, как молоденький немец на меня смотрел умоляюще…  Он сам-то чем провинился?.. Его отправили воевать, что ему делать было?
Дальше пошли. Солнце к этому времени уже поднялось. И запомнился мне старик с окладистой бородой в украинской расшитой рубашке: идёт бой, а он сидит на горе, рукой голову подпер и спокойно наблюдает. Я еще подумал, что это бывший военный. За спиной у него церковь. Мы с ребятами забежали, а там служба идёт. Людей много в церкви, священник с кадилом ходит, поёт: «Помолимся за спасение Отечества и веры православной». Заметили нас, женщины только сказали тихонько: пилотки-то снимите. Уж то, что с автоматами, ладно, а голову обнажить надо. Креститься, конечно, у нас не было принято, я мысленно прощения за убитых попросил, постояли там минутку, ну и дальше в бой, дальше убивать пошли…

Выписка из наградного листа: «Лейтенант Черняев Н.И., командир 1 взвода 2 роты 271 полка 13 стрелковой армии награждён орденом Красной Звезды. …В боях за г.Чернигов, умело маневрируя и удачно используя складки местности, первым выдвинулся на исходный рубеж для атаки. В момент штурма его взвод первым ворвался в город. Черняев лично уничтожил 6 врагов…»

2 октября форсировали Днепр, там  тяжелее было. Переправилась одна пехота, а танки и артиллерия не прошли. Продвинулись километров на 8-12, а без артиллерии, без танков не смогли удержаться. Немецкие танки пошли в контратаку, а у нас что против них? Командир роты убежал узнать насчет боеприпасов, обратно его не дождались. Танки шли быстро, а вокруг меня 7 ребятишек моего возраста, и боеприпасов уже нет. Мы на окраине деревушки Колыбань были, там погреба без погребцов, незакрытые, мы и спрятались в погреб. Верили, что наши пойдут и отобьют. А сзади танков шли отряды, осматривали всё. И нас из погреба попросили… Почему ни танки, ни артиллерия не переправились, не знаю. Когда нас забрали, привели, за колючей проволокой было уже человек 500 из нашей дивизии.
В погребе я погоны снял, револьвер спрятал. На мне офицерская шинель с хлястиком, парнишка из Орловской области говорит: «лейтенант, давай мы тебе хлястик оторвём» Оторвали, шинель помяли, чтобы я небрежный вид приобрел и на солдата был похож. К простым солдатам относились в плену не столь строго. Да еще мне повезло – солдат всех под ноль  стригли, а офицерам дозволялось волосы не стричь. А у меня волосы не успели отрасти, я ведь недавно из училища.

Немцы всех выстроили, приказывают: «Комиссары, замполиты, выйти из строя!» Затем: «Офицеры, выйти!» Если полковники, подполковники были в мундирах, с погонами, то куда деться? Потом объявляют: «Кто перейдет служить в РОА, сохранит воинские звания, получит хороший паек». Воевать предлагали в России или в Италии, Югославии, они говорили - против бандитов. Перешел ли кто, не знаю, нас рассортировали и в разные места отправили. Потом немцы обратились: «Кто знает, что рядом офицер, замполит, укажите, получите полный паек». Может, были и другие офицеры, которые погоны успели снять, только солдаты никого не выдали, не нашлось таких.

6 месяцев провели в тюрьме Бобруйска, натерпеться всего пришлось, но все время вместе со своими был. А когда нас погнали в другое место, удалось убежать всем вместе. Это меня спасло. Если б я бежал один, то еще бы, наверно, съездил в Сибирь годков на десять…

Два дня плутали в лесах, потом нашли шалаши, смотрим,  зола рядом горячая, значит, люди недалеко. Люди прятались, когда солдат видели. Под видом бежавших из плена ведь и власовцы пробирались. Потом женщина подошла, я спросил, как бы найти партизан. Куда идти, не знаем, да и сил уже нет – ни продуктов, ни одежды теплой. А она говорит: «Не знаю, подождите, может и пройдет кто мимо». Видимо, сообщила. К вечеру смотрю: идут. В первый раз увидел партизан: винтовки на плечах прикладом кверху, стволом вниз. И нас сразу всех по одному повели, 5 дней мы друг друга не видели – допрашивали отдельно.
Потом  зачислили в отряд. Командиром был бывший директор школы, умный мужик, Бабич Василий Павлович. Начштаба - офицер, который тоже был в плену и бежал. Он удивлялся, что я в 19 лет и уже офицер, не сразу поверил. Он помнил, что раньше офицерами моложе 20 лет не становились.
Меня, видимо, пожалели, назначили командиром группы диверсионной. У каждой группы был свой участок, где ставили шашки. На станциях у партизан были люди, которые сообщали, когда должен пройти состав. Я сказал, что ничего не понимаю в этом. А мне говорят: ничего и понимать не надо, только следи строго, чтобы тол не использовали даром. Партизаны ведь могли и рыбу толом глушить, а потом в отчете написать, что была установлена шашка, но не взорвалась. У мужиков еще была такая хитрость: тол на кусок мыла похож, вот одного посылают к бабушке, он меняет тол на самогонку. А потом второй из группы идет и спрашивает: «Вы случайно не покупали мыло у такого-то? Это проходимец, он вам тол, а не мыло подсунул». Бабушка в страхе: «Заберите, заберите». А самогонку уже использовали!
Я и отвечал за то, чтобы поставили тол точно  там, где приказано, и столько, сколько надо. На моем счету два эшелона и одна повозка. Мы поставили шашку на шоссе, ждали машину, а поехали немцы на телеге.
На партизан немцы облавы часто устраивали, и мы из-за этого по 2 раза на одном месте не ночевали - всё время переходили. С питанием  было плохо: соли не было, чтоб её заменить, минеральные удобрения вымачивали, отстаивали, использовали вместо соли по чуть-чуть.

Потом была операция «Багратион» по освобождению Белоруссии, партизанские соединения шли навстречу армии, с тыла немцев били, 5 июля 44 года соединились. Нас снова перепроверять стали, сортировать кого куда. Тех, кто с самого начала был в партизанах – отдельно, тех, кто в плену – отдельно. Из партизан стали формироваться батальоны. И кто-то из командиров попросил, чтобы меня оставили в составе этой воинской части, потому что на пятый день уже мне дали взвод. День я командую, а ночью меня допрашивают подробнейшим образом, не столько обо мне, а уже о других, кто как себя в плену вел. А про кого я могу рассказать? Я и своих-то командиров не знал, как зовут, обращался: товарищ майор, товарищ командир.

Из справки: «Выдана партизану, лейтенанту Черняеву Н.И., приведшему из плена 7 солдат в партизанский отряд… Служил в партизанском отряде имени Суворова партизанской бригады № 255 Полесского соединения в период  с конца апреля 1944г.по начало июля 1944г. Пустил под откос 2 эшелона и повозку»

Были сформированы 2 партизанских батальона, я в литерном был (литерные номера 1А, 3А давали, если такой же номер батальона в этом полку уже был). Комполка очень хотел оставить их у себя, так как партизаны – народ боевой, не сравнишь с новобранцами из Средней Азии. В справке, что мне выдали за то время, написано: 29 июля батальоны сформированы полностью. Допустить к командованию взводом в такой-то роте партизанского батальона.  У меня сыновья -офицеры, они обратили внимание: «Батя, так тебя не назначили, а допустили!» А потом уже командиром роты назначили. Был я в 28-й армии на З-ем Белорусском фронте, командующим был Лучинский, а командиром корпуса Батицкий, я со своей ротой одно время охранял его штаб. Позже он стал маршалом, это тот самый, что расстрелял Берию...

13 января 1945 прорвали границу Восточной Пруссии. Бои были тяжелыми. Здания как крепости, окна подвальных помещений типа амбразур, отовсюду стреляли. Возле Инстербурга застопорилось наступление. Мне дали в распоряжение 4 танка, 8 самоходок, приказали заехать в тыл и ударить оттуда. Получилось все удачно, фронт прорвали, штаб захватили. Это задание получил я, потому что на тактических учениях, которые были перед Пруссией, моя рота показала себя самой лучшей в дивизии.

Из наградного листа: «Старший лейтенант Черняев Н.И., командир 9 роты 646 стрелкового полка 152 дивизии награждён орденом Александра Невского. …показал пример мастерского командования ротой и проявил личную храбрость. 25 января 1945г.подразделения вели упорный бой за опорный пункт Кампишкемен на подступах к г.Инстербург. Враг упорно оборонялся. Рота во главе со ст.лейтенантом Черняевым  была посажена на танки и десантом высадилась в глубине 2 км в тылу противника. Скрытно, по-пластунски, рота подползла к траншеям врага и открыла внезапный огонь, отчего противник пришёл в замешательство и в панике бежал. …способствовал стремительному захвату Кампишкемена и оттеснению врага за реку Ангерапп»

Перед наступлением на Пруссию вышла в газете «Красная Звезда» статья Ильи Эренбурга «Горе им» . Призыв статьи  – пощады никому не давать, коль немцы вели себя хуже зверей на нашей территории, то и им никакой пощады не должно быть: ни матерям, родившим таких чудовищ, ни старикам, воспитавшим таких жестоких внуков. В статье слова: «К вам взывают погибшие Майданека, Бабьего Яра, требуя мести. Никакой пощады к врагу!» Мы перед боем  обсуждали её на комсомольском собрании. Концлагеря еще не все были освобождены к тому времени, но мы о них уже знали. В первые дни некоторые солдаты с немцами вели себя жестоко. Газета «Красная Звезда» всё-таки призывала к мести, сами видели, что в Белоруссии, в освобождённых деревнях творилось, потому кое-кто из солдат не сдерживался - позволял себе мстить старикам. Но таких было немного. Мы ведь по-другому воспитаны: не представляли, как можно на старика руку поднять или женщину обидеть, не по-русски это.  Общественность мировая возмутилась статьёй. Тогда наше правительство ответило, что в ней отражена личная позиция Ильи Эренбурга как еврея, скорбящего по своим соплеменникам. Провели работу в частях, потребовали, чтобы с мирным населением никто не воевал.    

8 февраля я был ранен, и орден мне вручили в госпитале. Я еще не мог вставать, его прямо к тельняшке прикрепили, потом, когда мы поправились, всех, кто получил награду во время лечения, собрали и заново вручали в торжественной обстановке, фотографии всем сделали. С войны у меня ещё медали «За взятие Кенигсберга» и «За Победу над Германией», я тогда даже не знал, что меня и за Чернигов наградили. Орденом Александра Невского имел право награждать только командующий армией, это полководческий орден, а я тогда старшим лейтенантом был, наградной лист подписывал Лучинский, командующий. А орден Красной Звезды в компетенции командира дивизии, он нашел меня через 40 лет. Боевых орденов, значит, у меня два, а орден Отечественной войны всем подряд давали, его я и не считаю. Награды отдал сыновьям, мне ведь уже 86 лет, могу и не ухранить.
И Победу я встретил в госпитале Истенбурга (ныне Черняховск Калининградской обл.) После войны служил в Белоруссии на границе с Польшей. Я уже имел право на ординарца и наемную работницу. Нам давали 300 рублей на домработницу и её прикрепляли к офицерской столовой. Она приносила мне обед, если я не хотел идти в столовую.
Я вот хочу сравнить, какое отношение к офицерам было тогда, и какое – сейчас. Вот я был старший лейтенант, но – боевой, и если мне штабной офицер не козырнул, то его могли и наказать. И милиция перед нами козыряла вся. У нас на парадной форме были золотые погоны, а тыловики носили белые погоны, так они боевым офицерам обязаны были первыми честь отдавать, штабные офицеры – тоже первыми мне честь отдавали. Из таких мелочей и складывался авторитет офицера, уважали именно боевых.
А сейчас смотрю фильмы, в которых жизнь курсантов, лейтенантов показывают - всё не так, как у нас было!

Демобилизован в июле 1946 в звании старшего лейтенанта, в сентябре поступил на учебу в Арзамасский лесной техникум. С 1949 г. работал лесничим Калдинского лесничества в Ульяновской области. Проработал 38 лет в одном лесхозе, после меня там же работал сын, после сына – внук. Так что у нас лесная династия! У меня трое сыновей и дочь, сейчас внуки и правнуки растут. Вышел на пенсию в 1988 г. и переехал в Мегион, к дочери.
А звание капитана мне уже Путин присвоил - офицерам-ветеранам стали по одной звёздочке добавлять.


*******

Прошло две недели после опубликования этих воспоминаний, и мне пришло следующее письмо: """Главный герой этого рассказа, Черняев Николай Иванович воевал в том же полку, что и мой дед, и даже в том же звании и должности. Вот краткая информация о моем деде: Джолдасов Сеит, был призван на фронт в 1942 году из Казахстана, воевал в звании лейтенанта командиром стрелкового взвода в 10 стрелковой дивизии НКВД (которую впоследствии за героизм в боях за Сталинград переименовали в 181-ю Сталинградскую стрелковую дивизию), в 271-ом Нижне-Волжском стрелковом полку. Участвовал в боях на Курской дуге, форсировании Десны и освобождении Чернигова и форсировании Днепра. В том памятном бою у деревни Колыбань, о котором упоминает ветеран, мой дед был тяжело ранен,в бессознательном состоянии был подобран немцами и взят в плен и отправлен (судя по справке из Комитета национальной безопасности Республики Казахстан) в госпиталь для военнопленных в г. Каунас, Литва. Далее (по информации полученной из архивной карточки военнпленного офицера) он был переведен в Stalag XI-A, лагерь для военнопленных, что находился на территории Германии, Земля Нижняя Саксония-Анхальт, Альтенграбов, где сначался обучался профессии слесаря. За отказ работать на авиационном заводе Юкерс был отправлен на работы в каменоломню. Был освобожден армией союзников в апреле 1945 года и впоследствии передан ими советским войскам. Был отправлен в фильтрационный лагерь бывших военнопленных под Невелем, где находился до 1946 года. В 1946 году вернулся на родину в Казахстан, где впоследствии работал горным мастером на шахте. Есть в домашнем архиве орденская книжка за 1959 год, где написано, что он награжден Орденом Красной Звезды за события происходившие! в июле 1943 года. Другие ордена и медали не сохранились, по словам мо их старших родственников они находились в школьном музее, откуда в начале 90 годов они исчезли, в том числе орден Красной Звезды. Уважаемая Елена, если есть возможность узнать у ветерана, был ли он знаком с моим дедом, возможно он знает за какой бой был награжден мой дед, возможно он мог бы многое рассказать."""

Когда мне представится возможность снова поговорить с Николаем Ивановичем Черняевым, обязательно расспрошу его о лейтенанте Джолдасове. Возможно, он его помнит...
Николай Иванович, рассказывая о своем боевом пути, очень часто говорил: "Мне повезло, что не убило, повезло, что в плену смог выдать себя за солдата, повезло, что из плена смог убежать вместе со своими подчиненными..." Лейтенанту Джолдасову повезло меньше - он попал в плен, будучи раненым, потом был отправлен в Германию, на каменоломни, откуда не смог убежать. Его путь домой оказался намного более трудным...
Вечная ему память! Вечная память всем воинам Великой Отечественной!


© Copyright: Елена Гостева, 2010-04-26
http://litzona.net/show_37852.php