Элегия Марине Цветаевой-Эфрон

 

О утраты вселенной, Марина, звездная россыпь!
Мы не умножим ее, куда мы не кинься, к любому
в руки созвездью. А в общем-то, все сочтено.
Падая, тоже святого числа не уменшить.
И исцеление нам есть в безнадежном прыжке.
Так неужели же все только смена того же,
сдвиг, никого не позвать и лишь где-то прибыток родных?
Волны, Марина, мы море! Бездны, Марина, мы небо.
Если земля — мы земля. С весною стократно певучей,
с жавороночьей песней, в незримую вырвавшись высь,
мы затянули, ликуя, а нас она превосходит,
гири наши внезапно пенье потянут в плач.
А если и так: плач? Он ликует восторженно долу.
Славить нужно богов даже подземных, Марина.
Так уж невинны боги, что ждут похвалы как ребята.
Милая, будем же им расточать хвалу за хвалой.
Нашего нет ничего. Кладем ненадолго ладони
лотосам гибким на шеи. Я видел это на Ниле.
Так, Марина, самозабвенно цари расточают даянья.
Словно ангелы, двери спасаемых метя крестами,
мы прикасаемся к нежности тихо то к этой, то к той.
Ах, но как далеки, как рассеяны мы, Марина,
даже по наидушевному поводу, только сигнальщики мы.
Это тихое дело, когда этого кто-то из наших
больше не сносит и кинуться в битву решает,
мстя за себя, убивая. Есть в нем смертельная власть,
видели все мы ее по манерам его и осанке
и по силе нежной, которая нас из живущих
переживающими делает. Небытие.
знаешь, как часто слепое веленье несло нас?
Нас, через сени студеные пакирозденья.
Тело из глаз, що скрылось за сжатьями век. И несло
сердце целого рода, упавшее в нас. К цели птиц перелетных
тело несло изваяние нашей метаморфозы.
Те, кто любя, Марина, столько не смеют
ведать о гибели. Надо им заново быть.
Только их гроб постареет, опомнится, станет темнее
он под рыданьями дерева вспомнит о Давнем.
Только их гроб распадется, а сами гибки как лозы;
что их сгибает без меры, в полный венок их совьет.
но облетают от майского ветра. От вечной средины,
где ты дышишь и грезишь, их отлучает мгновенье.
(О как понятна ты мне, женский цветок на том же
непреходящем кусте! Как рассыпаюсь я ночью
в ветре, тебя задевающем.) Древле научены боги
Льстить половинам. А мы, круги совершая,
сделались целым и полным, как месяца диск.
В пору, когда убывает, а также в дни поворота,
нам никто никогда не помог к полноте возвратиться,
если б не шаг наш пустынный по долам бессонным.

(Перевел Сергей Петров)



Elegie



an Marina Zwetajewa-Efron

 O Die Verluste ins All, Marina, die st;rzenden Sterne!
 Wir vermehren es nicht, wohin wir uns werfen, zu welchem
 Sterne hinzu! Im Ganzen ist immer schon alles gez;hlt.
 So auch, wer f;llt, vermindert die heilige Zahl nicht.
 Jeder verzichtende Sturz st;rzt in den Ursprung und heilt.

 W;re denn alles ein Spiel, Wechsel des Gleichen, Verschiebung,
 nirgends ein Name und kaum irgendwo heimisch Gewinn?
 Wellen, Marina, wir Meer! Tiefen, Marina, wir Himmel.
 Erde, Marina, wir Erde, wir tausendmal Fr;hling, wie Lerchen,
 die ein ausbrechendes Lied in die Unsichtbarkeit wirft.

 Wir beginnens als Jubel, schon ;bertrifft es uns v;llig;
 pl;tzlich, unser Gewicht dreht zur Klage abw;rts den Sang.
 Aber auch so: Klage? W;re sie nicht: j;ngerer Jubel nach unten.
 Auch die unteren G;tter wollen gelobt sein, Marina.
 So unschuldig sind G;tter, sie warten auf Lob wie die Sch;ler.

 Loben, du Liebe, la; uns verschwenden mit Lob.
 Nichts geh;rt uns. Wir legen ein wenig die Hand um die H;lse
 ungebrochener Blumen. Ich sah es am Nil in K;m-Ombo.
 So, Marina, die Spende, selber verzichtend, opfern die K;nige.
 Wie die Engel gehen und die T;ren bezeichnen jener zu Rettenden,
 also r;hren wir dieses und dies, scheinbar Z;rtliche, an.

 Ach wie weit schon Entr;ckte, ach, wie Zerstreute, Marina,
 auch noch beim innigsten Vorwand. Zeichengeber, sonst nichts.
 Dieses leise Gesch;ft, wo es der Unsrigen einer
 nicht mehr ertr;gt und sich zum Zugriff entschlie;t,

 r;cht sich und t;tet. Denn da; es t;dliche Macht hat,
 merkten wir alle an seiner Verhaltung und Zartheit
 und an der seltsamen Kraft, die uns aus Lebenden zu
 ;berlebenden macht. Nicht-Sein. Wei;t du’s, wie oft
 trug uns ein blinder Befehl durch den eisigen Vorraum

 neuer Geburt . . .Trug: uns? Einen K;rper aus Augen
 unter zahllosen Lidern sich weigernd. Trug das in uns
 niedergeworfene Herz eines ganzen Geschlechts. An ein Zugvogelziel
 trug er die Gruppe, das Bild unserer schwebenden Wandlung.

 Liebende d;rften, Marina, d;rften soviel nicht
 von dem Untergang wissen. M;ssen wie neu sein.
 Erst ihr Grab ist alt, erst ihr Grab besinnt sich, verdunkelt
 unter dem schluchzenden Baum, besinnt sich auf Jeher.
 Erst ihr Grab bricht ein; sie selber sind biegsam wie Ruten;

 was ;berm;;ig sie biegt, r;ndet sie reichlich zum Kranz.
 Wie sie verwehen im Maiwind! Von der Mitte des Immer,
 drin du atmest und ahnst, schlie;t sie der Augenblick aus.
 (O wie begreif ich dich, weibliche Bl;te am gleichen
 unverg;nglichen Strauch. Wie streu ich mich stark in die Nachtluft,

 die dich n;chstens bestreift.) Fr;he erlernten die G;tter
 H;lften zu heucheln. Wir in das Kreisen bezogen
 f;llten zum Ganzen uns an wie die Scheibe des Monds.
 Auch in abnehmender Frist, auch in den Wochen der Wendung
 niemand verh;lfe uns je wieder zum Vollsein, als der
 einsame eigene Gang ;ber der schlaflosen Landschaft.

 Aus: Die Gedichte 1922 bis 1926 (Muzot, 8. Juni 1926)