Царь Алексей Михайлович в раздумии тяжелом:
Доколь державе быть во власти смуты и раздора,
Нет сердцу тишины, окрест брожение, укоры.
Опять боярыня в неистовстве глаголит, дочь раскоа.
Не я ли род ее держал старинный под рукою,
Кто с ней сравнится вотчиной, богачеством, прислугой.
Да ведь красавица, умна, царице стала другом.
Что делать? Сумасбродная, она не даст покоя.
По просьбе царской тайно дело повели родные.
Федосья, матушка, послушай сродников хотя бы;
Охолонись, сестра, неужто быть пророком бабе.
Помысли, сын печалится и братья молодые.
Над ними разразится громом царский гнев, поверь ты.
Не немцы мы, молюсь, как деды и отцы до смерти.
Засим увещевал митрополит, любя, нестрого:
По книгам тем, по коим причащались царь с царицей,
Ты, божия раба, могла бы причаститься?
Не причащусь, отец. Что царь, что псарь - они равны пред богом.
День словно ночь безглазая. О, господи, помилуй.
В слезах ждет русская земля–страдалица исхода.
Грозит из ссылки Аввакум еретикам изводом
И крепости духовной просит ластовице милой.
А царь тишайший, не уняв ее, иссяк терпеньем.
Отняты земли у боярыни, в опале братья,
Святейший патриарх кричит строптивице проклятья:
Умри, заблудшая овца, во срубе чрез сожженье.
Сгореть во срубе за Христа – как дивно то, преславно,
Воистину, о чести думала такой подавно.
Царь милостыней одарил: казнь заменив острогом.
Сырые стены, яма, смрад и ни воды, ни хлеба,
Последние три дня ни свечки, ни воды, ни хлеба,
Охрана, тишина, шаги. Осталось ждать немного.
Стрелец, скажи, есть у тебя отец и мать, голубчик?
Коль здравствуют они, за них молиться станем,
А коль преставились, пред Христом помянем –
Дай мне, не откажи, сухарик иль огурчик.
Ни, госпожа боюсь.
Служивый, ну помой поняву.
Господь к себе меня зовет от мира властно,
Не подобает мне предстать пред ним в одёже грязной.
Прошу, он видит и воздаст тебе во славу.
Стрелец поняву взял дрожащими руками,
Побрел во мрак глухой, полив ее слезами.