Я поддался моде и убил себя.
Вот так, просто, почти без цинизма
Умирал на рассвете, пистолет не дрожал,
По вине своего же дурного каприза.
Есть игра в смерть, леденящая кровь,
На брудершафт с удачей, со смертью…
Нет, причиной убийства была не любовь,
И не славы сыскать я пытался бессмертной.
Забава Росси, безбожной, нагой,
Игра для усталых питомцев богемы…
И слаще казалось вино – я живой,
И речи и мысли казались нетленны.
В барабане всего шесть провалов глазниц,
И патрон лишь один, забирающий пульс.
До утра мне везло, я был рад прекратить,
Но азарт не давал мне покоя и пусть…
Последний шанс я дал Костлявой.
Вся моя смерть была изящным шоу,
Для слез Господних, дьявольской забавы,
Затеял игры я с пороховым огнем.
Я был глуп, честолюбив, самонадеян,
С пьяной улыбкой, под тусклым светом фонаря,
Я нажал на курок, кровь на мерзлом жасмине…
В предрассветном парке, ровно в пять тридцать…
Эгоизмом в висок я разрушил себя.