Дед

Андрей Германович
Старый сарай. Я совсем ещё маленький.
Спрятался в дальнем и темном углу.
За верстаком дед колдует над валенком,
Мочит и скалкою бьёт по нему.

Шпагами солнца проколоты стены,
Щурится дед и бормочет в усы,
То ли чихвостит  растущие цены,
То ли молитвою гладит вальцы.

Тело затекшее требует воли,
Писать уже не хочу – не успел,
Жалко себя и деда, до боли,
Нет никому никаких, до нас, дел.

Дед совсем стар – поседел и сутулится.
Вдруг, представляя себя  стариком,
Плачу навзрыд. Не могу успокоиться.
Плачу о том, что все мы умрем.