На Мойке, где собор располагает в ряд
лобастых куполов затейливые холки,
брандмауэр хромой, архангелы парят
и облако сквозит, презревши кривотолки.
На мраморе воды подержанный букет –
подтаявший буклет эпохи злоключений.
Здесь март – не просто март за давностию лет,
пора слагать грехи – пришла пора ученья!
Где в двух шагах лопух и подорожник луж,
и лунный календарь – ах, Батюшков, ах, Пущин! –
там от питья опух подсобки вечный муж,
там затевает слух поход – не знали лучше.
Нева – в дести шагах, но не возьмешь за так,-
разбитого стекла проваленная явка.
Летит, летит собор – призор на трёх китах, -
не вышколенный взор – кондитерская лавка.
Ни дня не отдохнуть, не вырваться из пут!
Что Вольф и Беранже! – жеманницы лютуют.
Прекрасно дефиле, и губы ткут и ткут
на верхнем этаже, где парки в ус не дуют.
Волну язвит волна – все судьбы в перехлёст.
Старинный русский вздор фронтоном не охватишь.
Пусть траур наших штор грядёт под стук колёс,
не плачьте, Натали, оставьте окна настежь!
Блаженное письмо раздвоенных ключиц.
Чужой – желанный! – век, щека в дворцовой саже.
Все страсти – для царя, вся жизнь – за учениц,
по крови жемчуга, да сутолока пряжи.
С.-Петербург, 2002