Мой отец, как инвалид войны, имел «транспорт». Вначале это были «инвалидки», затем – «Запорожцы».
Отлежав после войны три года со своей болячкой, он в начале 50-х сумел подняться и кое-как перемещаться в пространстве на своих ногах (хотел сказать – на своих «двоих», но это было бы явным то ли преувеличением, то ли приуменьшением, поэтому лучше было бы молвить – на «четырёх» - на костылях).
Костыль – удивительное приспособление. И если оно правильно подобрано и по росту, и по длине рук, то под мышками не набивает, правда, одежду рвёт, а вот на ладонях появляются не исчезающие с годами мозоли-натоптыши. У отца было несколько пар костылей – «выходные», «походные» - деревянные и алюминиевые. Предпочтение он отдавал прочным деревянным.
Но на костылях, как известно, далеко не уйдёшь. И потому инвалидам давали «транспорт». Специальная комиссия проверяла инвалида на «соответствие». В ход шли разные методы оценки, вплоть до длины культи. И тот, кто выдержал экзамен на «соответствие», спустя какое-то время получал положенный ему «транспорт».
Помню, как в начале пятидесятых сосед-Герой (в полном смысле слова) получил тогда ещё трёхколёсную «инвалидку». Садилась в неё, двухместную, с мотоциклетным рулём, компания весёлых мужиков и гоняла по улице. Бывало, машинка «капотировала» - полузаваливалась набок – и её надо было «направлять на путь истинный».
Отцу же досталась уже четырёхколёсная с круглым трёхспицевым рулём. Причём, весьма неожиданным способом.
Дело было на рубеже 50 – 60-х годов. Отец в очередной раз лежал в госпитале инвалидов войны – надо было получить путёвку в санаторий. Там, в одном из корпусов, жили те, кто обучался управлению мотоколяской. Здесь же, по двору поначалу и ездили на учебной «инвалидке».
Отец до войны и в войну был шофёром, и как-то раз попросил разрешения проехать. Подручными средствами удлинил рычаги переключения скоростей и тормоза, сел и… поехал! Ровный, как штык, метр восемьдесят четыре роста, - полулёжа. Эту картину случайно увидел начальник госпиталя, по совместительству возглавлявший в то время «транспортную» комиссию. Вердикт был безапелляционный – выделить мотоколяску! Спустя годы удивляюсь добросердечию и бескорыстию тех людей, с кем приходилось сталкиваться и в комиссии, и в протезном цехе – здоровья им, кто жив, и светлая память, кого уже нет.
Наконец настал момент – домой была пригнана новенькая мотоколяска! Умельцами-соседями было вырублено дно под ногами, приклёпан «аппендицит», к рулевой колонке приварена вставка, изготовлены добротные удлинители рычагов, сплюснута дуга сидения, пошита подушка под спину (она хоть и окостеневшая, но болела от тряски).
И – пошла-поехала! И в магазин, и по делам, и в гости, и в поле – за травой. Набьём, бывало, несколько мешков травой, я, как заправский рейнджер, – на кузове, свесив ноги. И – с ветерком!
Одна беда – ремонтировать приходилось часто – уж больно хлипкой была техника. Но со всем отец справлялся сам. И другим помогал.
Пришёл срок – получил новую коляску, а старая пошла на запчасти. Потом ещё одну пригнали, подаренную таким же «собратом», но гораздо старшего возраста, который получить – получил, а ездить не смог. Но и отцу на ней не удалось поездить – начало шалить сердце. Однажды приехал и всё оттягивал с выездом. И «дооттягивался», что больше и не выехал.
С «горючкой» дело обстояло так: бензин в 60-е годы продавали вместе с керосином на центральном рынке – отмеряли из бочки литровой кружкой с длинной ручкой. Цена «А-66» была 6 коп. за литр (газвода с сиропом – 3 коп. за стакан, т. е. 1 л. стоил 15 коп.).
Но отец ни бензина, ни масел не покупал – ему соседи и шофёры автопарка давали «слитую» из баков «горючку» и талоны на масло. Или заправляли на базе, как «своего». В автопарке «точили» детали и обслуживали аккумулятор. И никто никогда копейки не взял!
Чтобы ни у кого не сложилось мнение, мол, «вор на воре и вором погоняет»: даже в 70-е я не возил с собой запаса бензина – любой водитель «зилка» или «газона» остановится и сольёт ведро бензина. И рубль возьмёт «через одного».
Ремонтировал отец машину, «ныряя» под неё, поддомкраченную. Когда я подрос, то домкратом уже не пользовался – рукой поднимал одну сторону (400 кг – не так и много).
Нечто подобное проделали пацаны, насмотревшись в конце 60-х «Фантомаса». При виде отца за рулём «инвалидки» их фантазия буйно разыгрывалась и они вслед кричали: «Фантомас!». А однажды гурьбой приподняли «задок» – колёса «крутятся», а машина не едет! Отец был незлобив, дождался, когда энергия «силачей» иссякла и, засмеявшись, спокойно уехал.
…Никогда не думал, что кадры великого фильма «Операция Ы» с «инвалидкой» будут мне столь дороги…