ИДУ ПО ЛЕСУ
I
Иду по лесу. Темнеет. Вдруг кто-то схватил меня за руку. Резко оборачиваюсь. Огромная овчарка. Стоит, наклонив голову и медленно раскачивает хвостом. Глаза стали маленькие, зубы оскалились. Лоб вперёд. Я не двигаюсь. Смотрю мимо собаки. Вдалеке послышался свист. Собака развернулась и исчезла.
II
Иду по лесу. Темнеет. Вдруг с гулом и свистом прямо над головой пролетел огромный филин. И исчез.
ДОРОГА
Дорога пересекает рельсы железнодорожного полотна.
Дорога ведёт к дому, а, может быть, уводит от дома.
Яблоня в цветах. Ветвь — дорога, на развилке которой стоит дом. Оттуда вышли люди и идут вниз. В белое неведомое пространство. Кто они?
Дорога связана с домом.
ДОМ
Дом — ещё одна тема с бесчисленными вариациями. Тема звучит единой мелодией. Ничто, связанное с домом, не пропадает. Даже дым не улетучивается, не уходит в никуда.
ОСА
Брюшко блестящее, жёлтые крылья. Чёрная. Полосы неравномерные. Звук жжзз, жжик. На букете завядших ромашек — жж, зз. Сидит на стекле, усики чистит. На солнце греется. Задними лапками крылья перебирает, передние — в челюстях перекусывает — прочищает. Талия — толщиной с иглу, ходит кругами, дёргано. Неспокойная оса, просыпается. Солнце через стекло греет, крылья расправляет.
Новый день.
МАРЕВО
Всё вокруг маревом варится. Все себе на уме. Лень разъедает нас всех. Не умеем работать. Пиво пить, делать вид — вот что умеем. Время сметает. Тягучий ход времени всё сминает. Как в паутине барахтаемся. Всё ходим, планы строим, работать не умеем спокойно, последовательно, ежедневно. Словно чутьё у нас пропало, как не было. Проснитесь, протрезвитесь, очухайтесь. Умойтесь холодной водой. Что же вы всё теряете! Где ваше будущее?
Всё ходим и ходим по городу. Всё временно. Ведь в кисельной реке захлебнётесь, сладкой и липкой. Где дело ваше серьёзное? Где дома ваши ухоженные? Ничего. Как в сказке волшебной, мы тонем. Где почва под ногами? Без дна. Всё тянет назад. Вниз. Мелочность. Мишура. Вместо холода камней и стали — обёртки, фантики. Вместо дел и семьи, вместо внутреннего покоя — безделье.
Что впереди? Очень просто. Конкуренция. Простое съедание друг друга. Когда опомнится человек, драться начинает, выхватывать.
Только надо ли нестись?
Наше поколение превратилось в бездельников. Не ради морализаторства я это пишу. И дело не только в деньгах.
Не о других говорю, о себе.
Сам сплю больше всех, копаюсь в тенёте, ленюсь поклониться, упасть на колени. Так стыдно. Бумаге поведаю мысли, и замер — как умер.
ЕКАТЕРИНБУРГ МЕРЯЮ ШАГАМИ
Екатеринбург выкрашен для меня с некоторых пор в цвет кирпичный, с жёлтыми колоннами, фиолетовыми крышами, чёрными полосками, пьяными пирамидами, тёплыми комарами, сонными одеялами. Пыль непобедимая.
На домах и лицах отражается свет вечерний, дым табачный.
Комар возле одного уха пищит, а кусает в руку, которой отмахиваешься. Ночью свет в окнах жёлтыми огнями светит, а облака несутся стальными табунами, бесшумно.
Свердловск был зимний, свежий, хруст под ногами. Заглянешь под шляпу прохожего — не Александр Сергеевич, а истукан истуканом — и поворачивается! Шустро так, быстро — спешит куда-то.
На Гоголя дом был один — шёл мимо него, всегда отмечал.
Эх, Екатеринбург, место моего гуляния. Эх, русский народ — всё теряет, что имеет, расточает богатства свои — всё, что накапливалось веками — знания, умения — всё исчезает, как и не было. Где мастера с топорами? Всё растерялось невежеством.
Как шальные, ходим по городу. Угомонимся, выспимся и опять вперед — шастать, очухавшись от сна, фантики пустые производим — полную пустоту душевную ничем не прикроешь, как ни крути — всё пустое, крикливое. Всё искусство стало открытками. Цельность потеряна. А потом мука душевная раздирает. Но не поклонится никто, голову не наклонит, всё хорохорится. Вперёд шагает. Город весь протопал, исходил, аж скулы свело. Спина деревянной стала.
Когда я по Петербургу ходил, всё твердил, как язычник: «Небо, помоги». А небо страшно неслось — ветер сильный. И чувствовал связь с небом, — в голову входило, мозги продувало. Всё время на небо смотрю, сравниваю тональность. Облака по сырому писать надо, чтоб краска вплавлялась, текла. Красные полосы — солнце появляется — снизу облака поддерживают. Объёмы клубятся. Сейчас — в Екатеринбурге. Небо всё тоже. Только ветер мягче. Не так в прямую суров. Но это пока в природе не окажешься. Там быстро всю дурь выбивает, ставит на место весёлой вознёю личинок, букашек. Ты тут умри, ты часть. Растворись.
Небо серое. Холод. Борьба за свою жизнь. И сейчас в небо смотрю — но по-другому. Ничего не прошу, только поражаюсь, как мал и ничтожен. А небо в реке отразилось, как будто — там даль, высота. А там рыбы и тина.
Рыбы — это фантастика, медленно плавают, дышат. Ворочают плавниками.
Мягкость есть на Урале. Сурово, — но мягко. Но это опять же, пока дома сидишь, в городе спрятавшись. Мне нужны только книги. Слова на бумаге.
Что рисовать? Город или природу? Дома или лес? Конечно же, лес, деревья, холмы. Всё, где человек — нарушенье природы, её разрушенье. Всё, что руками сделано — некрасиво. Будь то стена дома, улица, асфальт, или столб фонарный — всё разрушенье. Только в природе я вижу красоту и чистоту. А в городе — мусор, свалки гниющие, пластиковые бутылки, объедки.
Идёшь по лесу — деревья, небо, и вдруг видишь деревню — дома, столбы, дорога, сразу видишь, время какое, стилистику видишь, суживаешь свой взгляд, обедняешь.
В чистом лесу ты времени не знаешь. Кто выйдет навстречу — Пётр 1, иль греки из Илиады. Кто может идти из этого леса вон там — лиса, или лось, или белка. Иль комары там живут в глубине, мошкара.
Но всё это видишь, когда есть возможность вернуться домой, в тепло и уют. А, ежели только в лесу, то сам будешь белкой, а значит — исчезнешь.
СОН
Вечернее солнце светит в открытое окно. Напротив окна сидит Саша Маланьин. Футболка № 21, синяя. Уши красные, просвечивают. Вокруг головы светящийся контур. Лицо в тени. На стене квадраты солнечных лучей. В солнечных лучах видны картины.
Саша спрашивает: «Откуда у тебя столько картин?»
Я отвечаю: «Саша, это мои картины».
ПИСЬМО АЛЕКСАНДРУ МАЛАНЬИНУ
Уважаемый Александр!
Кошка прыгнула на крутящуюся пластинку. О чём говорит эта фраза? О, да, мудрый Александр, проигрыватель починили! Я слушаю пластинки! У меня немного новой музыки, но я внимаю твоему совету. Слушаю внимательно, закрыв глаза.
Рифмы и ритмы не живут во мне уже неделю. И осень уже закончилась, и барсуки заблудились мои — но главный барсук, он умный, он музыку твою услышит, и, придя домой, насвистит её, фальшивя. Но я услышу её, услышу! И долго я не засну, напевая её, насвистывая, ритм отстукивая, нащёлкивая. И дятел ко мне прилетит на окно. Не какой-нибудь дятел — ночной! Помнишь, я уже рассказывал тебе про этого дятла. Он слушает скрип пера по бумаге. Я читаю ему стихотворения. А он помолчит, помолчит, и улетит. Потом прилетает опять, прогоняя синиц. Синиц-то зачем прогонять — говорю я ему. Он молчит, смотрит белым глазом и не говорит ничего. И исчезнет вдруг — не улетит, а исчезнет.
***
Представь себе, Саша, мою комнату. Я пишу тебе письмо, думаю о чём-то, вдруг — бац! Как вкусно запахло жареной картошкой. И думаю сразу о другом! И письмо будет уже другое — нет, не о жареной картошке, но другое, не о том, о чём могло бы быть.
***
Пешеходы смеются над тобой, проходят мимо, как минуты.
Только стоит мне посмотреть на тебя пристально, и ноги твои станут копытами. Ходить ты будешь во фраке, и жена у тебя будет Сказка, и морская нимфа будет чуть-чуть улыбаться тебе, пронзая синими глазами, а ты будешь продолжать свой путь. И повседневность будет окрашена праздничным пирогом.
Ты будешь обнимать Сказку, а Сказка будет и с тобой и не с тобой. И здесь, и не здесь.
Всем судьбу предсказал. Себе не сумел. Я самый модный. Все мои 4 этажа работают на полном ходу. Пар идет из ноздрей. На 2 этаже сердце бьётся спокойно. В подвальном этаже чирикает канарейка. Сапоги мои скрипят — сапожник всё предусмотрел — весело дырочки протыкая сквозь светлую кожу, напевая песню своего сочинения.
***
Я отвечаю вам, мой любимый праздник! Не находите ли вы, собственно, что летели хлопья снега и осыпали нас, и цвет чернил несколько фиолетов, что довольно анилиново, а на улице было действительно свежо и холодно, мой тринадцатый комод, но было так хорошо и чаепитие несколько затянулось, и подарков нам не хватило, кроме красных колпачков от шампуни, заменяющих носы лучшим клоунам. Ты уже не займёшь 1 места, потому что ты ленив, как и я.
***
Мы очень сильно влияем на искусство друг друга. Помнишь сказку о потерянном времени?
Раньше хотелось фиксировать каждый свой шаг, каждую мысль. Но надо ли много рисовать?
***
Одному быть хорошо, потому что одиночество помогает сосредоточиться на работе, и — плохо, потому что никому нельзя быть одному.
***
Миф твоего знания запутался. Я нашёл место, в котором живёт страх. Он живёт под верхней косточкой ключицы. Там, где начинается шея, страх заканчивается и начинается пустота. Серая волчица живёт в шее. Руки — это реки. В левой руке сом. Сердце — это мышка. Она грызёт сухарик сахара. Если ты наступил на иней, будет и крепкий лёд!
***
Твоей пищей стали майские жуки и мокрые черви, твоим питьём стал талый снег.
***
У меня нет желания идти в этот шум улиц, машин, троллейбусов, людей. Здесь так тихо, так хорошо, так спокойно.
Я каждый день гуляю в лесу. Ни с кем не разговариваю, думаю, думаю, смотрю на деревья. Смотрю. Смотрю. Хорошо. Потом возвращаюсь домой и смотрю в окно. Деревья. Клёны. Хорошо.