Один мой критик ласково и вдруг
Послал намёк на то, что стих мой односложный:
«- А, - б, - а, - б, - а, - б – писать несложно!
Но есть искусство в том, что бы, возможно,
Связать узором сложную строку.
Когда рука волнуется тревожно,
Но отказаться стыдно, милый друг,
А подчас, так и вовсе невозможно!
И тех, кого мы бережно храним
Сквозь тьму веков, кто нам писал красиво,
Мы их стихами бряцаем хвастливо,
Но сами в отчуждении больны
И критики нам больше не нужны –
- За ним! Ату! Ату его! За ним!»
Что мне в узорах трудно написать?!
Поверь, мой друг, всё к этому не сложно…
Нам с чёрным ангелом (что рядом на плече)
И не в такое выпадало попадать…
Он, сквозь мою слезу на гаснущей свече
Творил коварство, сразу вспомнить невозможно.
И к сердцу чуткому он подбирал ключи,
Красивым слогом крался осторожно…
Оно трепещет, стонет – он молчит…
Прости, уж дальше я не стану продолжать.
Всё это – ложь, дорога паука,
Всё это трепетно и по-плохому сильно.
Поверь, мой друг, красивая строка
Обязывает позабыть пока
Нас о другом…
О сути, и о главном.
В пути сбиваемся и всем нужна звезда,
Ведущая нас миллионы миль, но
Так часто оставляющая в плавном
И роковом падении, тогда
Мы вдруг трезвеем…
Сейчас это забавно.
И я с тобою не согласен вновь!
Пусть пишут все без таинств и узоров!
Пусть будет больше честных, ровных взоров!
Пусть льётся песня, а не чья-то кровь.
Гораздо более нам быть должно в учение
Не как узором смысл отдалить,
А чувство языка, его течение.
Тогда о сути нам уже не позабыть.
Представь себе две сцены – «сквозь» и «без»,
Сюжет один – ты объясняешь чувства.
Давай попробуем увидеть ровный срез
И как его ломают об искусство.
«Я Вас люблю, и сердцу моему
Отчаянно к Вам нужно прикоснуться.
Оно в руках у Вас, как в ласковом плену,
И разуму с ним вышло разминуться…
Возьмите всё, ведь это всё – для Вас,
Все мои помыслы, сомнения и тревоги.
Его от многих угрызений я бы спас,
Но не спасу от «к Вам во тьме дороги»…
Банально, резко, скомканный сюжет,
Но сколько простоты и чистой правды?!
Теперь попробуем мы сквозь узора бред
Дорисовать портреты, пролить свет,
А после вынесем и вывод, и ответ,
Зачем мы пьём? – для пьянства иль от жажды?
«Я Вас увидел…
Сердце сжалось вмиг,
Порхает трепетно в оборванном порыве.
Ему теперь, как ручейку в обрыве,
Лишь нужно только, что б к нему приник
Усталый путник. Я это предвидел!
Терпением тягостным сквозь толщу чёрных зим
Я нёс его в слабеющих ладонях.
Пусть время не догонит нас, за ним
Я Вас увидел – ночью, на перроне…
А что для нас? Насмешки и молва?
Я Вас увидел…
Прошлое забыто.
Пусть не проходят больше, раз разбиты
Улыбкой Вашей, не нужны слова –
И голова, и сердце. Пусть трава
Их примет тёплою росою и надеждой.
Я буду верить, одинок, как прежде.
Но всё же знать, что я Вас не обидел…»
- Вот чистый срез коварного лжеца,
Он не любил, а только пил, ломая.
Кто снимет маску с «бедного» лица?
Кто снимет ложь с ушей и встретит наглеца
Упрямой силою? Кто? Кто?! Я их не знаю!
Мой добрый друг, ты в сочинениях мудр,
Но в твоих рифмах вряд ли есть свобода.
Моей поэзии склонения и рода
Пусть не хватает крема, блёсток, пудр.
Я болен тем, что не писать мне сложно,
Но, как у Лермонтова, вновь: «Скажите мне?
О чём писать?!» - я думаю тревожно,
Когда читаю сложноспутанный сонет.
«Цветите, юные, и здоровейте телом!»
А я с улыбкой буду пить и петь.
Ведь я не знаю, для чего на белом
Живу я свете – надо всё успеть.
май 2012