Ветеринар не лечит слизней

Бразервилль
    В мою дверь утром позвонили. Не имею привычки заглядывать в глазок,
всегда открываю не думая. Так произошло и на сей раз.
Кто мог меня оторвать от просмотра любимого сериала в выходной день?
Разве что тётя Наташа, соседка по лестничной площадке. Её большие
карие грустные глаза смотрели на меня с надеждой и некоторым смущением.
Не знаю, почему я звал её «тётя», она была не на много старше меня,
лет на десять, не больше.

-- Рома, вы мне не поможете? - её голос был тих и вкрадчив.

Такой поворот событий меня вряд ли мог обрадовать.
Я, старательно замаскировав недовольную мину, брякнул:

-- Без проблем, тётя Наташа. Что случилось?   

-- Да вот, мне нужно картошки из погреба гаража достать,
а я ногу как на грех подвернула вчера, боюсь, не смогу одна...

-- Конечно. Пойдёмте, - выдавил я, с досадой прикидывая в уме,
сколько потеряю драгоценных минут сериала, - сейчас, только оденусь.

Я накинул куртку, обулся, и мы стали спускаться по лестнице,
благо их гараж находился во дворе. Жалко мне стало эту женщину, намедни
её муж-ветеринар угодил в больницу с переломом ног и челюсти,
кто-то на него напал после работы, ограбил и изувечил. Навряд ли
бывшие клиенты недовольные кастрацией котика, просто не повезло мужику.
А полгода назад у них разбился в автокатастрофе сын двадцати пяти лет.
Причём его могли спасти в больнице, если б не местный хирург Полтавский,
который его, ещё живого, распотрошил на операционном столе ради
донорских органов. Родители пытались провести собственное расследование,
привлекли СМИ. До сих пор горе-хирург где-то скрывается от этой шумихи,
полиция объявила в розыск. Громкое дело было, весь двор жужжал,
как большой улей, обсасывая детали соседской истории. «Семёрку»
после аварии признали не подлежащей восстановлению и их гараж пустует.
Её муж внутри оборудовал какую-то мини-лабораторию, никого внутрь
не пускает, даже жену, ключи при себе держит. Да, я был в курсе всех
сплетен. А так как он загремел в больницу, тёте Наташе приходится
самой в погреб лезть за питательными клубнями.

   Мы вышли из подъезда и доковыляли до ворот гаража. Соседка, вздыхая,
достала ключ из кармашка халата и отперла замок. Дверь с железным
скрипом отворилась. Пахнуло какой-то кислятиной, я аж кашлянул.
Тётя Наташа шагнула в полумрак. Раздался щелчок тумблера и зажёгся свет.
Нашему взору предстали два грязных стола: один был пуст, а другой
заставлен всяческими колбами и пробирками. Не иначе различных ползучих
гадов оперировал или местных «Шариков» в свободное от работы время.
Тётя Наташа хранила молчание, а я подошёл к подвальной деревянной
крышке и рывком поднял её. Запах из глубины был невыносимым, будто
некий затейник нафаршировал труп бомжа тухлой рыбой. На лице женщины
я прочёл искреннее замешательство и недоумение. Сжав в руке сумку, я спустился на несколько
ступеней, стараясь дышать ртом и через раз. Что-то неладное у них
происходит с картофелем. Погнил весь что ли, хотя он не должен так вонять!
Фу, мерзость какая! Только я хотел у тёти Наташи спросить, почему
завёлся в подвале неприятный запах, как до моего слуха донёсся хрипловатый
стон снизу. Свет в подвале был, мягко говоря, тусклым и сколько я
не вглядывался с середины лестницы, не понял, откуда исходит звук.

-- Тётя Наташа, вы слышали?

-- Что там, Рома?

-- У вас в подвале кто-то… или что-то…

Я побоялся спускаться до конца, хрен его знает, что её муж сюда припёр
из своей ветлечебницы!  Вдруг гориллу какую-нибудь или крокодила!
Я начну картофан набирать, а оно меня цапнет за ногу!

-- Тёть Наташ, а у вас фонарик есть?

-- Ой, сейчас посмотрю…

Пока она гремела полками, я поднялся малость отдышаться и прислушался
к звукам из глубины. Не знаю даже с чем сравнить. Хрипы? Стон? Свист?
Шипение? Скорее – всё вместе. К ним примешивался какой-то странный
малоприятный звук: словно что-то влажное и липкое аритмично шмякает по кафелю.

-- Нашла, Рома. Держи!

-- А ваш муж не мог сюда какую-нибудь зверушку притащить?

-- Не знаю даже… он полгода как здесь себе домашнюю лабораторию соорудил,
что-то для своей работы, мне ничего не рассказывает, не пускает,
сам за картошкой лазит, да я особо и не расспрашиваю. Даже когда в больницу
угодил три дня назад, мне ключ не отдал. Хорошо, что у меня запасной есть,
о котором он не догадывается.

Я снова спустился на несколько ступеней и посветил вниз.

-- У вас тут кто-то есть, это точно!

-- Рома, глянь хорошенько. А картошки нет?

Луч фонарика выхватил из полумрака кусок чего-то тёмно-бордового,
вяло шевелящегося. Звук издавало явно оно. Существо находилось на
куске мешковины или войлока. Я, пытаясь произвести минимум шума,
сполз почти до низа. Теперь ясно увидел, что существо больше напоминало
гигантского слизня с человеческой головой без кожного покрова!
От неожиданности чуть не выронил фонарик из рук! Слизень пошевелился,
и его глаза-свёрла уставились прямо на меня! Я не завопил от ужаса
только потому, что крик застрял в горле морским ежом. Существо,
издавая булькающе - хриплые звуки, попыталось двинуться в мою сторону,
извиваясь, словно карликовый морж, но его что-то задержало. Этим предметом
оказался ошейник, который я не заметил сразу. Слизень привязан,
точно цепной пёс! О боже мой! Похоже, этот урод – никто иной, как ЧЕЛОВЕК,
лишённый конечностей и кожи, сочащийся бордовой мерзко пахнущей слизью!
Я вылетел из подвала на улицу и согнулся пополам от сработанного
рвотного рефлекса. Содрогаясь, попытался описать увиденное
тёте Наташе - она, выйдя за мной, уже спешно закрывала дверь гаража
и спокойно слушала.

 Я был шокирован её способностью сохранять хладнокровие! В конце-то концов,
в подвале не клубни томятся, а насильственно удерживается гражданин,
превращённый в омерзительное создание, разве не ясно?!

Её слова прозвучали наигранно сухо, и я без труда уловил нотки гордости
и удовлетворения в голосе:

-- Там может находиться лишь один заслуживающий ЭТО гадкий экземпляр – Полтавский.