И пытается что-то вспомнить, засыпая на остановке,
Из какой-то там жизни первой или сорок девятой жизни
Оловянный солдатик стойкий, в разлагающей обстановке
На одной ноге доскакавший по весенней холодной жиже
До двенадцатого апреля неизвестно какого года,
В своей старой стране, которой все доказаны теоремы.
Той, что видит насквозь любого и чуть что лупит сразу в морду.
Здесь любой оловянный мальчик знает, чем наживать проблемы.
От весеннего пекла мягче стало олово тонких пальцев.
И попробуй, сожми винтовку, чтобы сделать хороший выстрел.
В этой старой стране любая вошь закована в толстый панцирь
Из банкнот, из газет, из водки, из гнетущих тяжелых мыслей.
Напрягает дрожащий студень в голове, выдыхает в воздух:
- Чем спаять мою детскую сказку с этой взрослой весной в мазуте?
Как поверить, что солнце светит, что в алмазном сиянии звездном
Скрыто доброе сердце Бога, что оно никого не судит?
Он прошел одноногим маршем по горящим руинам детства,
Разрывая штыком бумагу с нарисованными домами.
Он увидел в разрывах ужас, от которого воет сердце
И внутри навсегда проснулось обращенное к небу пламя.
Оловянное солнце катится с сильно выгоревшей фуражки.
На шинели прорехи выело насекомое время. Долго
Шел солдатик по вечной памяти, перевернутый вверх тормашками.
И хранил в вещмешке холодное несъедобное чувство долга.
Злились звезды над головою. Тень сдувало вселенским ветром.
Сумасшедшими мотыльками осыпало к утру дороги….
А сейчас он уснул и понял: все бескрайние километры,
Все от Мурмана до Камчатки – рай для воинов одноногих…..