От автора
Мои «Заметы»
Когда пишешь о природе, то постоянно испытываешь два чувства: желание подробно и доказательно рассказать о том, что тебя взволновало, и боязнь утомить читателя, надоесть ему.
Понимаю, что краткий, лаконичный сюжет требует от автора особо взыскательной работы над словом и образом. И предлагая подборку «Мои «Заметы», воспринимаю их как попытку освоить «малый жанр» этюдного, зарисовочного характера.
«…И половодье чувств»
На апрельских просторах – весна. По сибирской земле идет самая ослепительная пора года. Леса и нивы, реки и озера – все залито неистовым солнечным ливнем. Перед его натиском сейчас – ни одной преграды. Нет еще листвы, и новая трава только- только выдвинула кончики зеленых игл. И поэтому каждая веточка, каждая былинка - в лучистом ореоле.
Вдоль проселочных дорог, на околицах и в долинах – бесчисленные лужи. И солнечное золото горячо плавится в них. Чистейшей голубизной сверкает на весенних разливах снеговица. Стерневые поля радуют глаз теплым золотистым блеском жнивья, а по утрам на коричневых комьях зяби – нежная голубоватость измороси.
Березняки прекрасны всегда. А сейчас - особенно. Их сиреневой теплотой заполнены овраги и мягко окрашен горизонт. И вершины березовых перелесков яро, словно петушиные гребни, наливаются густым малиновым светом. Веселые ивняки – в серебряной капели сережек, но сквозь нежные ворсинки уже проглядывает легкая позолота.
У каждого из нас свои, милые сердцу весенние заметы. И, конечно, обо всех не расскажешь. Но у каждого из нас в эти дни ярче и зорче глаза, светлее улыбка, стремительнее перестук сердца. И куда вернее самому выйти за околицу, пройтись по любимым с детства опушкам, послушать, как страстно соперничают птичьи хоры, порадоваться могучему взлету жизни, неуемному половодью чувств.
ЖИВАЯ ВОДА – СНЕГОВИЦА
Близилось предвесенье, а легендарные наши морозы не спешили. И мнилось, что январь и февраль – коренные сибирские «зимняки»- поменялись ролями с ноябрем и апрелем. И только снег, снег, снег… Белое безмолвие. Но вскоре после Сретенья немножко построжало. Да и март оказался жестковатым.
А в завьюженных полесьях шла своя, полускрытая жизнь. И не было возвышеннее отрады, чем побывать на зазывных росстанях дивной серебряной страны. И шагай, куда вздумается, безоглядно катись в голубые провалы долин и оврагов, спеши туда, где укрыты сугробами кусты краснотала, а чернолесье манит горностаевой опушью инея.
…А на моей ладони- снежинка. И пока она не растаяла, я любуюсь совершеннейшим творением природы. Но сверху, из васильковой глубины Вселенной, изредка, неспешно и даже величественно приземляются новые посланцы неба. Это в снеговальные метели, в необузданную «падеру», под буранным натиском их сбивает то в хлопья, то в колючую алмазную крошку, а вот сейчас они явились мне в первородной нетронутости.
Каждая снежинка – драгоценная частица непрерывного «солнцеворота» жизни. Созданные космосом для охраны почвенного тепла, для противовеса диктату стужи, они являют нам глубинную диалектику вселенского бытия голубой планеты. Но каждой из них уготована судьба Снегурочки. Зато растаяв, один сантиметр снегового покрытия на гектаре поля дает около 30 тонн воды!
Я нарочито подчеркиваю свое почти детское восхищение этим язычески прекрасным явление природы. И сожалею, что в сонме древнеславянских божеств мне до сих пор не встретились названия тех, которые бы осуществляли мощь, красоту и магию снега. Но зато у нас есть глубоко поэтическая метафора, связанная с образом растаявшего снега – « Живая вода!» И никто уже не отрицает ее воскресающей, целительной силы.
В марте начинается весна света, которая завершится весной воды. Но еще до того, как в яростных разливах водополья исчезнут мои милые «снегурочки», возможно постичь особое таинство: увидеть, как медленно, капля за каплей, заполняет приствольные чаши берез родниковый напиток, голубая вода – снеговица.
ИВОЛГА – ЭТО ПЕРВОЛЕТЬЕ
Из милых суеверий деревенского детства мне особенно запомнились две приметы. Взрослые говорили: увидел иволгу – будешь счастливым, а если первая кукушка прокуковала за спиной, - жди неприятностей…
Конечно, и радости, и огорчения приходили вопреки лесным предсказаниям, но до сих пор неизменно желание услышать иволгу на заре нашего лета. Иволга – не чета сороке с ее заполошным, трескучим криком. Мажорная «флейта» иволги полна чарующей гармонии, стремительной красоты. Если прибегнуть к музыкально-цветовым параллелям, то мне хочется сравнить ее пение с импульсивными всплесками серебряно-голубой волны…
Обычно иволги завершают прибытие перелетных птиц в наши леса. Они летят к нам над половиной планеты – из Южной Африки. Там они не поют. И неброская прелесть родного края становится еще милей, когда осознаешь, что ради него эта яркая певунья и другие птицы покинули красочную чужбину.
Иволга не позволяет себя рассмотреть. Негаданно взлетая, она мгновенно исчезает в ликующей зелени берез или в тенистом сумраке сосен. Для меня она – словно символ вешнего великолепия родины. В черно-золотом оперении южанки мне видится бархат весенней пашни и солнечный блеск горицвета. Да, иволга – это перволетье, начало самой улыбчивой поры нашего года, торжества июньской светлыни.
Вот почему увидеть иволгу – значит порадоваться, почувствовать себя счастливым. И в этом правота древнего народного поверья.
ПОДЖИГАТЕЛЬНИЦЫ
Начало октября… И в который раз я снова заглядываю в один из пригородных садов, где растет какая-то особая ель – очень густая, очень разлапистая, с удивительно зеленой хвоей, без таежной черноты. Вероятно, сказалось то, что ель взросла на солнечном пригорке, без помех, собирая дань всевозможной подпитки с ближайших садовых участков.
А рядом с ней, почти касаясь нижних ветвей,- три юные рябинки, и у каждой из них – своя расцветка. У той, что южнее – страстная, знаменная краснота такой силы, когда невольно отводишь глаза, боясь обжечься. Посредине – чуть темнее, словно стальная окалина в остывающей изложнице. А третья – вся в нежнейшей росписи алых, кремовых, лиловых тонов.
- «Три костра – и такие разные»,- подумалось мне. И впрямь, со стороны казалось, что юная троица изо всех запредельных сил старалась поджечь рослую надменную ель, но, увы, безуспешно. В размашистых, словно крылья, еловых ветвях не было ни одной пожелтевшей хвоинки.
-«Ах, вы поджигательницы, авантюристки!» - с ласковой грустью обратился я к соперницам и попрощался с ними до новой осени.
ЗДРАВСТВУЙ, СОЛНЦЕ!
Когда первая утренняя электричка, набирая скорость, тронулась с лесного полустанка – в березняке, по-над насыпью заметались огненно-красные сполохи. «Пожар!» - мелькнула суматошная мысль. «Да какой пожар?» - усмехнулся я – Какой пожар в зимнем березняке?» И впрямь попробуй-ка запали метровые снега. Тут и солнце пока бессильно. Но привстав над дальним увалом, оно, словно из опрокинутой изложницы, хлынуло в заснеженную долину таким пламенным потоком, что все заалело окрест. А я, повинуясь своему давнему ритуалу, трижды, с поклоном, произнес: «Здравствуй, Солнце!»
Мы привычно утверждаем, что солнце взошло. Хотя по сути, восхода, как такового, нет Это любимая наша планета, как бы западая на восток, медленно открывает нам светило, до которого, простите, - 150 миллионов километров!
Но упаси Бог заподозрить меня в желании переиначить наши устоявшиеся представления! Я и сам постоянно мурлыкаю начало любимой казацкой песни: «Ты взойди, взойди, солнце красное…» Или вспоминаю прекрасные никитинские строки : « Вот и солнце встает, из-за пашен блестит…»
Нет-нет, пусть встает и дальше. Я, конечно, наслышан, что есть племена солнцепоклонников, что для северо-американских индейцев солнце было главным божеством, а древние русичи воспевали Ярило. И даже вослед за Горьким могу воскликнуть: «Краше солнца нету в мире Бога!», только пусть каждый день будет всходить над мирной землей, а я мог бы, чуть-чуть улыбаясь трижды повторить с поклоном: «Здравствуй, Солнце!»
НОВОПУТЬЕ
Новогодье, новопутье… Только раз в году нас всех захлестывает редкая по силе психологическая волна, когда мы еще во власти тревог и радостей минувшего, а сердца уже распахнуты новым надеждам. И никакие социальные встряски, крушения и катастрофы не способны полностью сбить этот накал. И мы, приглушив на время остроту и радостных, и горестных замет, жаждем изменений.
Обычно январь – особая пора в мире природы. Это период максимального покоя, уравновешенности. На завьюженных просторах, в заснеженных лесах возникает ощущение стойкой надежности, опрятности, чистоты и внутреннего достоинства коренной зимы.
…Новогодье восхищает нас белоснежьем первопутков. И по их нетронутости мы уходим в серебряные чертоги глухозимья, в сказочную феерию вьюг и метелей, среди которых сама мысль о грядущем лете кажется неуместной. Но скрытое торжество жизни продолжается и в природе. Завершаются бобровые свадьбы. В самое лютое время года клесты выведут птенцов, а под крепкими январскими льдами налим отправится на икромет. И зимою бьют родники, дышит хвоя, а в бесчисленных почках таятся нежные, живые завязи весеннего возрождения.
Геннадий Шадрин.