НОВОСТЬ УМИРАЮЩЕГО СВЕТА
Игорь КАТЕРИНИЧ. Лечу неведомо куда, Москва, 2001
«Корреляционные плеяды – это группы точек, символизирующих параметры и расположенных в многомерном пространстве на расстояниях, обратно пропорциональных коэффициентам корреляции...» и
«Ночь стала звёздной и бездонной,
Вселенною касаясь глаз...»
Какая удивительная разница слов! А между тем, они написаны одной рукой, рукой одновременно учёного и поэта.
Впрочем, то, что представители приборно-формульного исследования мира понимают всю ограниченность такого познания, было уже много раз. Самых душевно тонких из них завораживает величие той составляющей мироздания, которая почему-то ускользает из разградуированных аналогово-цифровых микроскопных и телескопных оптических прицелов, но попадает в живую лучащуюся линзу чувственного человеческого зрения. Бездонная Вселенная касается их глаз, и музыка её проходит через интегралы прорезанных на скрипках резонаторов...
А музыка эта по-преимуществу грустная. Потому как не может человек, видящий над собой Вечное Небо, не помнить и о хрупкостях (вы слышите в этом слове хруст костей?) ближайшего окружения – будь то хрустальная ваза с букетом сирени или хрустальная капля весенней женской любви на сердце поэта; о хрупкости праздников возвращенья к чему-то дорогому и т.д. Как не может не помнить и о равнодушном струении песчинок в песочных часах либо о мартовской скачке теней на белоснежном циферблате лесной поляны – скачке времени на часах солнечных.
Иногда в эту грусть поэт впрыскивает немного бодрости («Небо – то, что над нами... никогда не окажется дном»), но эта бодрость всё-таки получается не очень уверенной в себе, временной. Так, испытав «счастье – просветлеть душою в храме, почувствовав прикосновение небес», и даже божественное «счастье слияния с небом, будто распахнутым в рай», автор в этом чувстве не укрепляется. В нём доминирует то, что однажды, ещё в юности, в далёком 1955 году, пронзило его насквозь: «Вот оно – веянье смерти: миг – и вся жизнь пронеслась», а ныне, в 2001 году, сознание, хоть и очаровано музыкой сфер, но то и дело делает кульбит от неё к воплю в мирозданье. Именно так автором воспринимается не звёздная бездонность, а другая – зимнее погоста молчанье.
И получается, что при некотором повороте души атрибуты материального мира, скрывающие в вечерних сумерках свои черты, становятся чем-то посторонним, а основной новостью здесь предстаёт умирание света.
В погоне за этим светом – линяющим, умирающим – Этим Светом – бедный человече пытается отправиться в путь, в любую дорогу, в любую погоду, сесть на колёса, забыться под их перестук, поднять парус – одним словом, ответить вызовом на слабость, доказать свою готовность к борьбе, к бунту. Но мы-то понимаем, что парус этот скорее всего умозрительный, а бунт – творческий...
(dixi-42)