Уже вечереет, за рамой оконной
сгущаются тени и ветви свисают,
и небо вздымается чашей огромной -
чертогом, где жив вознесённый Исайя.
И магии слов возникают желанья -
ОН там, наверху, изливает их в души,
и время сжимает, и расстоянья,
и плоть океана становится сушей,
пригодной к хожденью в Миры и Созвездья,
и посох вручает, и полнит нас верой,
и осеняет перстом безвозмездно,
чтоб не искушали земные химеры...
Горят Бетельгейзе, троящийся Регул,
лоснится пергамент страниц Альмагеста,
а тридцать воителей строем на бреге
встречают несомую волком невесту...
Движеньем руки наважденье отбросив,
слежу за свершением таинства ночи,
бытийною тяжестью вечных вопросов
усталая плоть заниматься не хочет.
А фильмов-ужастиков бред, манифестов
и атомной смерти подспудные страхи
снимают мне благовест звоном окрестным
и писк под стрехой моей птенчиков птахи...