Мой город

Александр Шерстюк
МОЙ  ГОРОД
Вольные заметки на полях книги
«Зелёная ветвь Москвы»

*  *  *

Однажды в зеленоградской прессе появилось сообщение о том, что местная ТВ-студия собирается снять фильм под условным названием «Зеленоград с разных точек зрения». Для съёмок с первой, высшей, точки зрения предлагалось установить видеокамеры на Луне – именно там побывал в своё время первый космический аппарат землян, луноход, сработанный в СССР, оставил свои гусеничные следы, взял пробы лунного грунта, которые были доставлены на Землю. Это выдающееся достижение советской науки и техники стало возможным, в частности, потому, что в аппаратуре, обеспечившей управление полётом, работали зеленоградские микросхемы.

Для съёмок с нижней точки зрения надо было прорыть шахту глубиной несколько сот метров, до уровня Мирового океана, и спустить туда ТВ-камеры. Такая точка была выбрана потому, что предположительно именно на эту глубину проникли тяжёлые элементы из отходов производства зеленоградских предприятий – не только находящихся высоко от названного уровня, но и столь успешно освоивших высокие технологии, что кое-что от них вместо со стоками несомненно перепало и Мировому океану.
 
А средней точкой для взгляда на Зеленоград предлагалось взять высоту птичьего полёта. Идеальной площадкой для установки телекамер и ведения репортажа здесь являлась крыша недостроенной высотной гостиницы, которая уже лет 25 стояла монументальным памятником эпохи застоя, «мёртвым домом» и живым укором одновременно.
 
Сарказм публикации очевиден. Уж если иметь в виду менее иронические глубины зеленоградской электроники, то следовало бы вспомнить скважину на Кольском полуострове, бурением которой – с участием наших микросхем – был установлен абсолютный мировой рекорд проникновения в недра Земли. А с «высоткой» тоже надо внести поправочку – выдержав немыслимую паузу, смену нескольких властей, теперь уже выстоенная на ветрах перемены эпох, она вот-вот наполнится шумом своих поселенцев.
 
Отмечая юбилей нашего любимого Зеленограда, хочется слышать полифонию голосов, и, возможно, они будут исходить из разных точек зрения. Но в этом есть и своё достоинство – такое многомерное видение придаёт объекту объёмность.

*  *  *

Зеленоград иногда называют российской Кремниевой долиной – по аналогии с американской, в Калифорнии, где тоже сконцентрировано много предприятий микроэлектроники.

Когда-то Кремниевой долиной был весь обитаемый земной шар. Каменный век, пережитый человечеством, базировался на всё том же элементе Si, что и нынешняя электроника. В древние времена кремний входил в кремень, из которого тогда делались орудия производства, а сейчас он входит в микросхемы. Просто мы сделали один виток на спирали развития. И, между прочим, для того времени обработка такого твёрдого камня, как кремень, причём вручную, тоже было «высокой технологией».

Что такое 45 зеленоградских лет на шкале, отсчёт которой уходит в палеолит? Это всего лишь 0,5%. Славны эти полпроцента, но они не смеют забывать о предыдущих 99,5%. Потому как без них, этих долгих тысячелетий и веков, не было бы и наших всего лишь нескольких десятилетий.
 
Ещё почти вчера старики-курильщики добывали огонь кресалом, которое было сработано из кремня.
 
Помните о карлике, сидящем на плечах гиганта?

*  *  *

История любого края необъятна, и наша Зеленоградщина не исключение.

Она началась с первобытного «А ну, отдай мой каменный топор!» – в Льялове, давшем в науке имя одной из археологических культур.

Она шла вверх по Всходне и волоком тащила грузы купцов-московитов в Клязьму – чтоб плыли они дальше в даль удалую Суздальскую.

Она вилами и топорами встретила наполеоновских шаромыжников, промышлявшим по чужим амбарчикам, – и они обрели могилу далеко от родных Елисейских полей – в овраге дер. Назарьево.

Она скрестила в своих окрестностях юношеские полевые тропы двух соседей – поэта Лермонтова и его будущего убийцы Мартынова.

Она изгибается и золотится в резных завитках церковных алтарей, сработанных лигачёвскими краснодеревщиками.

Она врезала по клыкам гитлеровским «сверхчеловекам» и подсыпала им под хвост такого красноармейского перцу, что катились те без оглядки сотни вёрст.

Она видела недоумение местных берёзок и сосенок, когда понакатили сюда тысячи других машин на гусеничном ходу – строительных кранов и бульдозеров, которые провели тут коварную операцию по уничтожению непобедимых дотоле деревенек Матушкино и Савёлки и возведению на их месте Электронограда.

И видела затем, как шокинские динамичные ребята дове¬ли до шока американских парней с мыса Канаверал лётно-техническими характеристиками ракет, управляемых рашен-микросхемами.

Кстати, «электрон»... Один зеленоградский краевед раскопал, что в переводе с древнегреческого это означает мужское начало. И это очень хорошо сочетается с «дырочной проводимостью», позволяющей электрону передвигаться в телах кристальной чистоты. Это как раз и принесло Зеленограду замечательные плоды. Исторически значимые.

И далее будет приносить.

*  *  *

Зеленоград, Сталинград, Ленинград... Вы скажете, странный ряд? Не такой уж и странный. Зеленограду чужая слава не нужна, но славу земли, на которой встал новый город, он трепетно принял по наследству.

Город возведён там, где решалась судьба нашей страны в великой войне. Ушла в землю кровь погибших здесь воинов, насмерть стоявших на последнем подмосковном рубеже. «Отступать некуда – позади Москва!» – было сказано панфиловцами, и здесь они дальше уже не отступили. И не только панфиловцы. Здесь вся сила народная вскипела в благородной ярости, поднялась, как волна, и обрушилась на врага, опрокинула его, смяла, отшвырнула фашистскую нечисть подальше от сердца Родины.

Много памятников войны находится в нашем городе. К их подножию возлагаются венки и просто букеты цветов. У них задумчиво останавливаются люди – и стар, и млад. А старые камни уцелевших после боёв зданий тоже смотрят на нас.

Но не только старые камни и надмогильные сооружения напоминают о драме войны. Весь юный город – памятник тем, кто здесь сражался. И это – лучший им мемориал.

Оборонительный рубеж 1941 года артериями Панфиловского проспекта и Октябрьской железной дороги пересёк наш город. Пульсирует новая жизнь. И живущие знают, что обитают они не на «территории» – зеленоградцы поселились на священной земле.

Торжество жизни несокрушимо.
 
*  *  *

Может быть, это всего лишь красивая метафора – слова об архитектуре как о застывшей в пространстве музыке?

Может, никто и не писал никаких симфоний из камня?

А название «Флейта» родилось случайно? С таким же, мол, успехом это здание могло быть названо, например, «сороканожкой»? Где там автор увидел какие-то клапана духового инструмента?..

Да, оно родилось внезапно – из подсознательного. Прорвалось из тех невидимых глубин, где идея гармонии притаилась до поры до времени. И где ждала лишь удобного момента – добротного ватмана, – чтоб явиться затем в материале, пропитать своим звучанием серое вещество ЖБИ, всех этих жутко плоских и унылых панелей. И родило музыку нового города.

Идея гармонии... Не потому ли и другое название появилось – «гармошка» – для строенных (с-трое-нных – из трёх состоящих) домов-башен? Будто и здесь идущая издалека музыка сфер дала подсказку о схожести этих домов с русской трёхрядкой...

«А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейте водосточных труб?» – вопрошал поэт, утверждавший в других своих стихах: «Здесь будет город-сад!».

Строя город-лес с домами без висящих снаружи водосточных труб, они, первоархитекторы и первостроители Зеленограда, были композиторами. Из типовых элементов, как из типовых семи нот, они построили самобытные композиции. Они сыграли не только ноктюрны для неспящих ночами влюблённых, но и марш Мендельсона для молодожёнов, получавших почти сразу после женитьбы отдельные квартиры, и дико-радостное «Едут новосёлы по земле московской» для всех остальных – находчивых и весёлых, ехавших сюда строить новую жизнь – свою и страны.

...А тем, кто за торжество этой новой жизни шли в атаку на врага и навсегда легли в морозную землю, – им предназначена своя архитектура и своя музыка - «прямые линии штыков, словно застыв¬шие звуки реквиема».

*  *  *

Начальная история Зеленограда, пожалуй, всегда будет вызывать повышенный интерес. Потому что это не просто история ещё одного нового, штурмом построенного города (условно: Комсомольска-на-Амуре). Это одновременно история мощного технологического рывка в Будущее, история создания той отрасли промышленности, на которой базируется технический прогресс второй половины XX столетия. Не будь создана микроэлектроника, не было бы полётов на Луну и к другим планетам; не было бы повальной компьютеризации, интернетизации, мобильнотелефонизации и т.д.

Конечно, начальную историю Зеленограда можно проследить по строкам хроникальных записей. Но они сухи, эти строки. Между тем, создавали микроэлектронику живые люди, люди разных темпераментов, страстей, интересов, взглядов. Шла борьба идей, и шла личная борьба. Было много путей: «направо пойдёшь...», «налево пойдёшь...» Шёл Поиск.

А государству непременно нужен был успех, и оно не жалело средств. Город и предприятия строились очень быстро. Шла техническая революция, и времени на спокойное русско-равнинное течение не было.

Если писать подробную историю становления микроэлектроники в СССР (а в центре её будет находиться Зеленоград), то она окажется не менее драматичной, чем история создания атомного оружия или ракетной техники. Возможно, когда-либо такая история будет написана. Но сегодняшняя наша задача более скромна – хотя бы немного «приподнять занавес за краешек».

*  *  *

7 ноября 1992 года «Комсомольская правда» писала: «Генсек ещё стоял на трибуне, но жители Зеленограда уже тащили по площади дохлую курицу на палке».

Думалось ли это – что город, закрытый для иностранцев, от их шпионских потуг, а заодно и от их тлетворного влияния, окажется вдруг проводником самых крамольных идей? Что люди, до двенадцатого колена проверенные на надёжность Конторой Глубокого Бурения, получившие доступ к секретным делам страны – страны, которую они ведь любили не меньше, чем эта Контора, – что эти люди выстроят цепочки до стен седого Кремля?

В одночасье Зеленоградщина отдалась заезжим молодцам, которые хорошо знали, каким пряником угощать красавицу, а отдалась-то потому, что в этой своей закрытости – железным фартуком – от мира сего, да и от мира горнего тоже, может быть, острее других ощущала импотенцию старых мужей со Старой площади. Измена стала неизбежной, и это несмотря на то, что последствия просматривались самые катастрофические, потому как старые мужья пусть и держали любимицу свою в клетке, да хоть клетка-то была золочёной.

У нового русского землетрясения было несколько истеричных эпицентров, и Зеленоград стал одним из них. Известно, что слово «истерия» имеет прототип, означающий лоно, в котором зарождается новая жизнь. И отсюда уже, конечно, так близко и до приласкания нашего митингово-бушующего города – с разливанным морем голов – льстящим именем «колыбели» нового отечественного мироустройства, и до обзывания его в горячке пламенных гдляновских обличений «вторым Смольным».

Не осуждая никого, заметим, однако, что есть история, и есть метаистория, – которая пишется в совсем других масштабах, несоразмерных нашим мелким и частным возбуждениям, даже если они носят характер массовых и беспорядков. Когда есть страсти роковые, то от судеб защиты нет, – примерно так было сказано, давно и верно.

*  *  *

Раньше, когда писали историю, то часто представляли её как череду правящих династий. В хроники попадали и те решения правителей, которые стирали с лица земли иные государства, и вообще любые судьбоносные «движения мизинцев», считавшиеся достаточными для того чтобы быть запечатлёнными и на пергаментах, и на гранитных обелисках.

Выходило, то, что делали цари, и есть история. На самом же деле, это, конечно, не так. Это «не так» создавало в обществе полярную разность потенциалов. На одном полюсе – упоение властью до такой степени, что и сил отказаться от неё уже не оставалось, а на другом – полное отрицание всех её форм и институтов – «власть отвратительна, как руки брадобрея».

Так или иначе, между этими двумя полюсами всегда существовало силовое поле, они оставались взаимозависимыми. Более того, одно не могло существовать без другого.

Тема власти тоже наличествовала всегда – даже тогда, когда за анекдоты про неё, власть, можно было угодить очень далеко. Хорошо, что для этой темы в новое наше время приоткрылись двери, и отнюдь не только кухонные. Институты власти вряд ли когда-либо станут совсем уж прозрачными для общественного ока, но добро хоть то, что туман стал рассеиваться.

Повествования тех, кто принимал на себя бремя ответственных решений, влиявших на нашу жизнь, интересны и с человеческой точки зрения (не роботы ведь правят миром, а люди – со всей их гаммой взглядов, ума и недоумия, предрассудков и эмоций), и как часть исторического полотна, где читатели тоже были действующими лицами.

*  *  *

Как просто раньше было! Что мы знали о так называемой «системе образования»? То, что есть школы. Хочешь «образоваться» в человека – иди садись за парту, макай перо-«звёздочку» в чернильницу-непроливайку (на самом-то деле ещё какую «проливайку»! – вечно полотняная сумка залита была чернилами) да пиши про маму, которая, вот уже лет двести подряд, моет раму...

А теперь что? Школы школами, они остались, но появились ещё и гимназии, прогимназии, лицеи, интернаты, УВК, ДЮЦ, ДОУ, ОУО, ЦППРиК, ЦПМСС, ЗРЦНПО, ЗДТДиМ, ДХШ, ДМШ, ДШИ, СДЮШОР, ЦПШ... Была когда-то единственная аббревиатура ШРМ – школа рабочей молодёжи, то бишь вечерники, а теперь есть ШСМ – нечто похожее по звучанию, но только до тех пор, пока не расшифруешь: Школа Сильного Мышления!.. Одним словом, силища!

И не пугайтесь, дорогие родители, дети прежних отсталых эпох, что ваш ребёнок посещает какое-нибудь ЭОП ГОУ ДОУ №37127/849-«Ж» с каким-либо «приоритетом» вроде «этноэкологического компонента образования». Это означает всего-навсего детский сад, где детей учат водить хороводы под песенку «Во поле берёза стояла» (однако с пропущенными, из-за крайней непедагогичности, словами: «Некому берёзу заломати, некому кудряву защипати»). ДОУ – оно и значит «дошкольное образовательное учреждение», ГОУ – относит это «образовательное учреждение» к государственной категории, а ЭОП – дополнительно разъясняет, что вышеназванный приоритет компонента в виде хоровода образует здесь, в ГОУ ДОУ, «экспериментальную образовательную площадку», на которой над вашим ребёнком ставится экс... (спокойно, всё в очень приличных рамках – рамках модернизации столичного образования) ...перимент, в результате которого, глядишь, что-нибудь с вашим дорогим чадом и образуется...

В общем, стояла во поле берёзынька, хорошо стояла, да не совсем к месту, лучше бы ей стоять в лесу, а теперь на месте того поля построен город и разбита в нём великолепная клумба с пёстрой живой надписью «Пусть цветут сто цветов!», и это правильно, потому как никто и никогда не отменит другие великие заповеди: «Твори, выдумывай, пробуй!» и «Учиться, учиться и учиться!..».

«Кстати, если сформулировать глобальную цель образования в двух словах, то получится не что иное как «перестройка опыта» (зеленоградский педагог И. Г. Агапов).

И ещё одно кстати. От слова «школа» произошло слово «схоластика». Но Зеленоград тут совершенно ни при чём.

*  *  *

В образовательной системе Зеленограда есть одно учреждение, которое само себя именует УНИКом – учебно-научно-инновационным комплексом. И здесь всё по-честному.

«Учебно» – потому как там есть чему учиться, кто бы вы ни были; говорят, что в глазах приезжавших сюда и нобелевского лауреата Жореса Ивановича Алфёрова, и Президента РФ Владимира Владимировича Путина читалась некая тоска – что им не довелось здесь учиться; а начальник Монголии Юмжагийн Цеденбал – тот долго примерял своего сынишку, рождённого ему рязанской женщиной Настей, на роль студента, да потом испугался – не потянет, мол, он в таком вузище.

«Научно» – потому как научающиеся здесь занимаются заодно и наукой («...их пример – другим наука» – это сказано именно о них; следующая далее в рифму «скука» начисто отметается).

«Инновационно» – тоже имеет место быть, причём в масштабах таких, что слово это отзывается в самых разных уголках планеты своим эхом-отражением вполне «...овационно».

А что касается «комплекса», то все они там, конечно, с обывательской точки зрения, закомплексованы – хоть и разряжаются там разными Ка-Вэ-эНами, «По-э-мимами», объявлением войны Китаю и т.д. Потому как входят в эти стены самые головастые, самые умнястые – недаром самый молодой у них доктор наук имеет фамилию Умняшкин.

Ч.т.д.
 
(Вспомните, что означает эта аббревиатура, которой в математике заканчивают доказательство теорем.)

*  *  *

Множество смысловых оттенков имеет слово «тепло». Тёплым может быть и время года, и труба, и душевное слово, и климат в отношениях. Это как раз то, что нужно всем людям и что «фартовый парень Оська Мандельштам» пронзительно выразил такими словами:

                Немного тёплого куриного помёта
                И бестолкового овечьего тепла.
                Я всё отдам за жизнь!
                Мне так важна забота,
                И спичка серная меня б согреть могла.

Впрочем, и без того ясна необходимость для человека тепла как в обычном смысле этого слова, так и в переносном – тепла заботы. Теплоэнергетики дают людям тепло натуральное, оно поступает в квартиры по трубам, но кто скажет, что в этом тепле нет и метафорической составляющей – тепла заботы их службы о людях?

Но понятие тепла может быть и относительным:

                Настя «Дневник наблюдений» ведёт.
                - Папа, какая сегодня погода?
                - 4 тепла. Дрожь по коже идёт.
                - Тепло записала. А сколько холода?..

И кто будет спорить с тем, что забота может иметь температуру и подаваемой по трубам холодной воды. И не только температуру, но и вкусовые качества её. Да и не только воды. Забота, она, если хороша, то – качеством всей той среды, которая нас окружает и которая встречает нас за пределами наших квартир – когда мы пересекаем дворик своего дома, шагаем в лес, на озеро, торопимся на автобус...

И у всех зеленоградцев для всех служб городского хозяйства уместным остаётся одно пожелание – чтобы все их автоматизации, диспетчеризации, асфальтизации, клумбизации и другие поисковые устремления, как в известной детской игре, всегда приводили к нужному результату – побыстрее заканчивались словами: «Теплее... Ещё теплее... Тепло!»

*  *  *

Есть такое понятие: разрешающая способность - технический термин, пришедший из приборостроения.

Электронное приборостроение Зеленограда в наступившую новую эпоху – на исходе II и в начале III тысячелетия – пустило молодые побеги с неплохой перспективой на вырастание в мощные новые направления.

Отпочковавшись от могучей державной «оборонки», славно наработанной предыдущим поколением зеленоградских учёных и специалистов, и не упуская оную из виду, то есть традиционный общегосударственный интерес, эти новые технологии, их ветви, устремились на тот экономический простор, который, однако, ближе частному человеческому интересу. И речь здесь не только о той компоненте, которую на простонародном экономическом языке называют словом «выгода», но это выгода и в более широком смысле – в общечеловеческом, гуманитарном.

Конечно, завоевание нового жизненного пространства осуществляется напряжением не только научно-технической мысли. Ведётся поиск не только новых видов и форм производимого продукта, но и новых организационных форм – его продвижения к человеку, его большей социализации.

Да, процесс перехода в новое качественное состояние, конечно, не прост. Электронщики хорошо знают, что переходные процессы – крайне нелинейные, им характерны амплитудные перепады, выплески. Но уверенно знают они и то, что и выплески эти можно уменьшать, и время их тоже сокращать, – если работать грамотно.
 
Болезнен процесс перехода к рыночной экономике, но энергия нового поиска не злонаправленна. Разработчики всемирно популярных ныне электронных микроскопов и другие носители интеллектуального потенциала Зеленограда верят в высокую разрешающую способность знания – знания, разрешающего общественные проблемы.

                ПРИБОРЫ  НАУКИ

                Злого инструмента не бывает.
                Скальпель остр потому,
                что вступил в борьбу
                с острым заболеванием.

                Или взять микроскоп.
                Он хотя лупоок
                и весьма близорук
                и преувеличивать любит много, –

                но ведь он очень добр,
                он на нас гнёт свой горб
                и так много даёт,
                позволяя глядеть нам в оба.

                Очень развита в нём
                очень многое нам
                разрешающая способность.


*  *  *

Многозначно это слово – «культура»! Но в названии ведомства – Управление культуры – никаких уточнений мы не находим. И без того ясно, что это: а) не материальная культура (пиво, микросхема и т.д.) и б) не физическая (спорт); в) не археологическая (льяловская, например, что в окрестностях Зеленограда) и г) не бактериологическая (холерный вибрион и пр.); д) не сельскохозяйственная культура (кукуруза) и не...

Стоп! Как раз на этом месте полезно вспомнить, что слово «культура» означает, собственно, выращивание, взращивание. До сих пор говорят: «на ниве культуры».

Взращивание – чего? Да всего того, что хочет жить самостоятельной жизнью, что прёт из каких-то неведомых наших источников. И единственной целью имеет, пожалуй, самовыражение. Вот как у этой птички:

                СОЛОВЕЙ

                На ветке майской поселилась песнь,
                струясь так вдохновенно и так чисто!
                Певец одет в невзрачный сюртучишко,
                а песнь – о том, что он на свете есть.

                О том звенит любой! И ветр, и вепрь.
                И жук, и жаба. Ноет поясница.
                Скрипит под сапогами половица.
                Скрипит старушка: я жива, поверь!

                И рыба вылезла на берег потому
                когда-то, что она не глыба.
                Ей надоело быть немой, как рыба.
                Беззвучно жить – ни сердцу, ни уму.

                Так пой же, мир! Стучите, все сердца!
                Раскалывайся вдрызг, стоячий воздух!
                Заслуживать тебе желаю отдых,
                многоголосье, – вечно, без конца.

*  *  *

Зеленоград родился в срединный период советской эпохи, в пору её наивысшего взлёта. Но взлёт этот был односторонен и имел свой изъян – выпадение из многовекового уклада народной жизни, разрыв с историческим прошлым.
 
Уже к началу строительства нового города на его будущей территории духовный центр этой земли представлял собой лишь заброшенный остов разрушенного Никольского храма, когда-то духовно окормлявшего местное население. Такое небрежение долгие десятилетия было характерно для всей огромной страны.

Известно, что первым оборудованием, которое стал производить Зеленоград, были вакуумные установки. Метафорически можно сказать, что вакуум и в Зеленограде, и в стране стал сотворяться задолго до этих установок – как обездушивание жизни человеческой, её обессмысливание при всех внешних успехах материального развития. И эта «вакуумная бомба» рано или поздно должна была взорваться, разразиться кризисом.

*  *  *
Две фотографии лежат передо мной. На одной по Центральному проспекту рядами, чеканя шаг, шествуют девицы – двухметроворостые, дородные, формами плодородные, в надколенных белых юбочках, лучшие из секретарочек и комсомолочек – с барабанами наперевес, бьющие в них палочками, стук которых, кажется, отдаётся в барабанных перепонках запоздавшего лет на 20 на это зрелище зрителя. (Привязаться бы тут ассоциациями к «палочкам» и «перепонкам» и к глаголу «отдаётся», да надо спешить дальше.)

А на другой фотке: митинговое море голов, бескрайнее, тысячетьмущее, напряжённое, возмущённое – на том же Центральном проспекте с подозрительно единодушно примкнувшей к нему площадью Юности – миг из эпохи гдляно-ельцинщины, которой переболел город.

И странное чувство возникает при взгляде на эти запечатлённые образы двух эпох – так близко стоящих по времени друг от друга и так далеко от-стоящих по духу своему.

«Митингами магнитим плоть толп!» – гениальным двойным палиндромом выпалил там находившийся подшофе доцент зеленоградской информатизации Игорь Фёдорович Быстров. А я подумал: да эти девки комсомольские – ещё до этих митингов и нашей Митиной – эти здоровенные идейные девки, сами того не ведая, родили ведь, выдавили из себя и настоящейших из мужиков – «митьков»...

Но как неустойчив мир, построенный хоть на девках-станках, хоть на хлюпких Станкевичах-мужиках! Вот бы строить его на медведях-Ищуках, достойно преодолевших «довольно-таки неэтичные формы» (это из его воспоминаний) обращения с ним партийных самодуров.
 
                Общество зиждется на людях.
                Для общества люди – сваи.
                Зачем они, сваи, шагают?
                Зачем их речами шатают?..

*  *  *
Зеленоград в самом начале перестроечного процесса мечтал стать зоной. Свободной, экономической, но – зоной.

С одной стороны, в эпоху либерализации экономики, сбрасывания тяжких пут государственного принуждения, это, по звуку своему («свободная!»), означало ещё большую либерализацию – бег впереди паровоза. Вот бы оторвались от него, по полной, и стали локомотивами новой истории!

А с другой стороны, это очень походило на отрыжку проклятого, но славного прошлого. Ведь мы всегда было зоной. Зоной особой режимности. Зоной державного попечительства. Зоной московского снабжения. Зоной, на 10 лет опережающей Москву в квартирной очереди. Зоной интеллектуального концентрата. Зоной, поделённой на свои лоскуты: Восточную, Западную, Северную, Южную зоны... Даже когда приезжающие из угарной Москвы в освежающий Зеленоград уже на первой остановке «Московский проспект», расположенной в сосновом бору, восклицали восторженно: «Сколько же здесь озона!» – эхо «о, зона!» подтверждало, что здесь имеется ещё один эксклюзив по сравнению с другими московскими проспектами – это зона с большим содержанием О3.

Проект Свободной экономической зоны «Зеленоград», несмотря на лоббирование в высоких верхах, завоёванное в проельцинских стачках и прочих массовых беспорядках, в начале 90-х, однако, не прошёл. Вместо льгот и поблажек  по налогам, Зеленограду дали свободы – хоть лаптём хлебай, сняли почти всю обязаловку, госзаказы и... поставили на счётчик.

Казалось – всё, агония, диссипация, капут. Много бед пришлось пережить бывшим любимчикам Кремля. Задыхаться стали, кое-кто – когти рвать за границу...

На помощь пришла мать родная – Москва. Мэр в кепочке собственными руками разжимал не им сжатые тиски энергетической блокады, милость к падшим не только призывал, но и раздавал в виде особых распоряжений. А в конце 1997 года способствовал оформлению в Зеленограде так называемой Территориально-промышленной зоны с особым статусом, в марте 2002 года преобразованной в научно-производственный комплекс «ТЕОС «Особая экономическая зона «Зеленоград». (О, сколько здесь кавычек – внутри крайних ещё и двое внутренних – за забором ещё забор, и ещё заборчик, ну, точно: зона!). Закавычили – это-то ладно, поменьше было бы закавык...

Не будем пока рапортовать об успехах. Лучше кинем взгляд на аббревиатуру «ТЕОС». По-гречески, откуда мы взяли Веру, это означает «Бог». Зеленоградцы, с нами Бог!