пропавшая мечта

Надежда Звенигородская
Дождь был не сильный, и люди стояли на автобусной остановке без зонтиков. Я тоже стояла, но почему-то была самая мокрая.  Мелькнула мысль: «А сколько сейчас времени?» Открыв сумку, достала  мобильный телефон.  Я не поверила своим глазам, оказывается, я стояла на остановке уже целый час и еще двадцать минут. Это не удивило меня, в моем нынешнем состоянии, могло быть и хуже. Я потеряла ориентиры в жизни, мне все стало безразлично, я никуда не спешила, могла ходить под дождем четыре часа, приходила домой продрогшая и промокшая, но не заболевала. Как будто кто-то хранил меня для чего-то очень важного и не давал мне умереть. Никто мне не звонил и никто меня не ждал и не искал. Одиночество и депрессия. Ощущение полной своей ненужности и заброшенности и осознание всего этого всегда больно сдавливало сначала в груди, потом волна горячей боли подкатывала к горлу и начинала душить. Вдруг мне опять стало себя жалко. Я подумала: «Хорошо, что идет дождь, никто не увидит моих слез».  Слезы помогали убрать ком из горла, но после невыносимо было глядеть на себя в зеркало. Оттуда смотрело усталое серое, с покрасневшей набухшей вокруг глаз кожей, лицо женщины  лет шестидесяти. Мне было пятьдесят. Глаза не выражали ничего,  такие бывают у слепых.
Позывной в телефоне сообщил, что пришла СМСка. Писала дочка Олечка, она волновалась, за меня. Жалость к себе сразу пропала, мне стало стыдно, что я приношу беспокойство своим неразумным поведением. Я сразу сообщила ей, что все в порядке и скоро буду дома.
Я очень люблю свою дочь, хотя постоянно ворчу на нее. Мне хочется, чтобы она приближалась к идеалу и была лучше меня во всем. Она и так лучше меня, но я неустанно пытаюсь ее переучить перестроить на свой лад. Зачем? У нее переходный возраст, она становится взрослой, превращается в девушку, ее сердце бьется чаще, она влюбляется. В нее тоже влюбляются. Раньше она плакала и сокрушалась, что ее никто не любит. А сейчас я замечаю в ней перемены. Она стала ухаживать за собой, у нее большие глаза, очень выразительные. Хороший цвет лица и  неплохая фигура, но не 90-60-90, а такая вся плотная и упругая, крепкая и надежная. У дочки добрый нрав. Она любит людей, общается легко и с взрослыми, и с детьми, и со стариками, и с младенцами. Здоровьем она обязана в большей степени своему отцу, он научил её, есть чеснок, если простуда вползала в ее организм, обливаться холодной водой по утрам из ведра. Плавать тоже научил, кататься на велосипеде, на роликах, на лыжах, делать большие пешие прогулки на 30 километров. Мы всегда были вместе, всегда втроем, а сейчас мы все врозь, и от этого всем, наверное, плохо. Хотя нет, плохо только мне.
Мужу хорошо у него новая жизнь. Он снял квартиру и живет со своей любовницей, очень счастлив и мечтает о новой настоящей семье, где все будет не так как у нас, а так как у Кончаловского с Высоцкой. Пока у них была только разница в возрасте похожа 29 лет. Его избранница всего на 7 лет старше Оли, но моложе его сыновей от его первого брака.
Оленька затаилась, и я не знаю, что у нее в душе, только мои страдания ей надоели, и она их явно не одобряла.  Мне, казалось, что мой муж Саша, теперь уже не мой, так любит нашу дочку, что обязательно послушается ее. Но он ее не слушал, и наоборот пытался оправдать свой уход, тем, что я, дескать, сошла с ума, что жить со мной невозможно, что я старая и толстая и так далее. Самый убийственный аргумент, что он не может мне доверять, потому что я в сговоре с ненавистными ему людьми. Это, я то? Я, которая  жила не своей жизнью, а только его желаниями, его потребностями, его требованиями, его мечтами. Я, которая в целом свете кроме него никого не видела, которая ни разу не предала. Я даже не помыслила об этом.
Я просила Оленьку помочь мне как то уговорить папу вернуться, но она или знала, что это невозможно или не хотела его возвращения, короче помогала она мне только из жалости и как-то безрезультатно. Я не обижалась на нее, но иногда меня посещала мысль, что она не только не помогала мне, а наоборот делала все возможное, что бы он никогда не возвращался. Она не понимала меня, считала, что у меня нет гордости и что такие поступки прощать нельзя. Да, нельзя, но не в моем возрасте. Жить с предателем страшно, а быть одной еще страшнее.
Я учусь жить без него, получается плохо. С каждым днем, я как будто учусь все делать заново. Разучилась улыбаться и радоваться простым вещам, которые раньше меня приводили в восторг.
У меня была мечта, она и сейчас есть, но она отдалилась от меня на неопределенное время, а может навсегда.
Я мечтала построить дом, где-то в красивом месте, на высоком берегу реки в сосновом бору. Рядом должен быть родник с хрустальной ледяной водой, от глотка которой сводит мышцы в горле.  Дом должен быть не большой, но крепкий из тесаного  бревна, с русской печкой, но и с удобствами тоже, просто это должен быть этакий теремок, но в полной гармонии с природой. И банька чтобы была и большая веранда.
Мы бы ходили в лес за ягодами и за грибами, солили бы их по русскому обычаю в кадках с укропом и чесноком. Вечерами пекли бы картошку на костре и рассказывали сказки, читали стихи или пели песни. А потом спускались бы к реке, отмывали уставшие ноги в холодной воде, ныряли в речную прохладу, а потом укладывались  спать до утра на плоских, набитых соломой, матрасах абсолютно счастливые от прошедшего дня. Тело покалывало иголочками и от правильной и радостной усталости становилось сначала тяжелым, а потом невесомым и глаза закрывались, и мечты продолжались, и радость  продолжалась и завтра и потом и всегда. В нашем доме пахло бы блинами, душистыми травами и примешивался бы запах сосны, от разогретых солнцем капелек смолы, выступающей из бревен дома. Летом мы бы много работали, сажали сад и огород, собирали ягоды и лечебные травы, грибы. Ходили бы на рыбалку и все дары природы готовили впрок на зиму. А зимой работы было бы меньше, но и день короче. Расчищали бы дорожки от снега, топили печь и баню, чинили и мастерили разные поделки, шили одежду, украшали свое жилье. А вечерами Саша работал бы, записывал свои мысли и писал книги, а я сидела бы у печки с вязанием, слушала его и одобрительно кивала головой.
Можно сказать, что это полная чушь, но мне нравится именно эта мечта, и я очень хочу ее воплотить в жизнь, только теперь у меня нет Саши, и никогда не будет такого дома, и мечтать больше не с кем. Получается как в песне: «Над лодкой белый парус распущу, пока не знаю где» и не знаю с кем. Трудности закаляют, ну что же будем закаляться как сталь.  Может просто Саша не вписывался в мою мечту, он всегда пресекал мои разговоры о доме, это его раздражало, у него видимо жила в голове другая мечта, мечта о молодой  жене и он свою мечту почти построил.  А моя мечта пропала, разлетелась на много мелких осколков как холодные брызги  из того далекого неизвестного родника.