От телевизора и городской маяты я выбрался, наконец, в лес.
Я присел на ствол упавшего дерева, навзничь откинулся на его сук и забыл о времени. Сколько его прошло – Бог знает. У Бога времени много. Лес шумел на ветру… А я сидел и любовался, как кроны осин в бездонной вышине размешивали синеву неба. И над деревьями она становилась гуще и насыщеннее, чем над полем. Не написать и не высказать эту синеву. Небо было окрашено самой Вечностью, и нет у человека таких красок, чтобы изменить цвет. Багряные и пурпурные оттенки созревших листьев осин не растворялись в размешиваемой синеве, а горели прощальным сиянием на её фоне. Так прощается печальным закатом день, уходя в ночь, так прощались листья осин, уходя ни во что.
Интересно, видел ли когда-нибудь художник Исаак Левитан, как рдяными кронами осины взбалтывают густую синеву небосвода бабьего лета?
А я увидел и насладился увиденным.
Вот уж поистине: «Не сотвори себе кумира».
Я созерцал осенние пейзажи не глазами Исаака Ильича, а своими собственными. Хотелось бы и море понаблюдать не на картинах Айвазовского, а настоящее. В душу прокралась мечта: взглянуть на матушку-землю не через телевизионный экран, а вживую…
Мечты иногда сбываются. Но как угадать судьбу?
Одно только я твёрдо знал, что завтра снова приду сюда, к осинам.