ГЕНРИ ЛОУСОН
(1867 – 1922, Австралия)
ВЕЛИКАЯ СЕРАЯ РАВНИНА
К востоку, где яркие звёзды,
Где ветер горячий кружит,
Где светятся белые кости
В пустыне, где солнце палит –
По-прежнему царствует Эго,
Где ради наживы своей –
На Серой Великой Равнине
Проторен путь белых людей.
Ни бреши на всём горизонте,
Ни смутной каймы в пелене, –
Лишь жар в ослепительной дымке
Накатит подобно волне,
Где бак в солнцепёк закипает,
Иль в самый полуденный зной –
На Серой Великой Равнине
Мерещится дальней горой.
Ни рек, ни ручьёв, ни фонтанов
На впалой, иссохшей груди,
Ни тени, хотя б самой малой,
Чтоб скрыться уставшим в пути.
Годами в сияющем небе
Ни зги дождевых облаков –
На Серой Великой Равнине
Лишь облики жалких кустов.
Однажды из лагеря в праздник,
Покуда богач крепко спал,
Как призрак из прошлого – «странник»
С напарником в вечность скакал.
Хоть звёзды всё так же светили –
Они приближались с зарёй –
На Серой Великой Равнине,
Оставив лишь пыль за собой.
Весь день после них из тумана
Курился мираж вдалеке –
Полуденный дух океана –
Он крался, как вор, по дуге –
Со злым, змеевидным движеньем –
Как мыслит безумец порой -
На Серой Великой Равнине
Фантом этот НЕ был водой.
Стремглав продвигаясь на Запад,
Где люди как звери живут –
Трущёбы убогие в мульга*
По ходу встают там и тут.
И вдаль безнадёжные люди
Идут, свою долю неся –
На Серой Великой Равнине
Им медлить ни в коем нельзя.
К востоку, где яркие звёзды,
Где ветер горячий кружит,
Где светятся белые кости
В пустыне, где солнце палит –
За ней на дистанции жажды,
Ты храбрым сердцам намекни:
На Серой Великой Равнине
Лишь нищие бродят одни.
Ведь это не больше пустыня,
Чем поле твоих лет и грёз,
Где пламя в сердцах иссушило
Родник человеческих слёз.
Где жертвы безумной наживы
Столкнулись себе на беду –
На Серой Великой Равнине
Их Жизни, рождённых в аду!
--
мульга* (mulga) – здесь австралийская пустыня, где растут безжилковые акации.
--
The Great Grey Plain
Out West, where the stars are brightest,
Where the scorching north wind blows,
And the bones of the dead gleam whitest,
And the sun on a desert glows --
Yet within the selfish kingdom
Where man starves man for gain,
Where white men tramp for existence --
Wide lies the Great Grey Plain.
No break in its awful horizon,
No blur in the dazzling haze,
Save where by the bordering timber
The fierce, white heat-waves blaze,
And out where the tank-heap rises
Or looms when the sunlights wane,
Till it seems like a distant mountain
Low down on the Great Grey Plain.
No sign of a stream or fountain,
No spring on its dry, hot breast,
No shade from the blazing noontide
Where a weary man might rest.
Whole years go by when the glowing
Sky never clouds for rain --
Only the shrubs of the desert
Grow on the Great Grey Plain.
From the camp, while the rich man's dreaming,
Come the `traveller' and his mate,
In the ghastly dawnlight seeming
Like a swagman's ghost out late;
And the horseman blurs in the distance,
While still the stars remain,
A low, faint dust-cloud haunting
His track on the Great Grey Plain.
And all day long from before them
The mirage smokes away --
That daylight ghost of an ocean
Creeps close behind all day
With an evil, snake-like motion,
As the waves of a madman's brain:
'Tis a phantom NOT like water
Out there on the Great Grey Plain.
There's a run on the Western limit
Where a man lives like a beast,
And a shanty in the mulga
That stretches to the East;
And the hopeless men who carry
Their swags and tramp in pain --
The footmen must not tarry
Out there on the Great Grey Plain.
Out West, where the stars are brightest,
Where the scorching north wind blows,
And the bones of the dead seem whitest,
And the sun on a desert glows --
Out back in the hungry distance
That brave hearts dare in vain --
Where beggars tramp for existence --
There lies the Great Grey Plain.
'Tis a desert not more barren
Than the Great Grey Plain of years,
Where a fierce fire burns the hearts of men --
Dries up the fount of tears:
Where the victims of a greed insane
Are crushed in a hell-born strife --
Where the souls of a race are murdered
On the Great Grey Plain of Life!