В бабушкином царстве всего было очень много. Крыльцо, например, собственно даже два крыльца.
Сразу у калитки в так называемом палисаднике, было крыльцо никуда не ведущее. Очень давно, ещё в детстве моего папы открытая терраса и вход с этого угла дома были заделаны и превратилась в кладовку с подполом и коридорчик, разделяющий кухню и спальни. А крыльцо осталось.
Из калитки вдоль дома к новому входу была сделана цементная дорожка. Стена высоченной сирени окаймляла её справа перемежаясь с кустами роз и георгинов. Вдоль стены дома росли во множестве ирисы и уже у самого нового крыльца ветвились побеги ползучих роз, забираясь под высокую крышу. А то, старое крыльцо, полностью потеряв своё предназначение, приобрело новые, чудесные свойства. Оно было за углом относительно входа в дом и центра общего внимания. Взрослые, занятые своими делами сновали из дома в сад, к летней кухне, «скотному двору», винограднику или клумбам, а палисадничек у калитки, в тени большого абрикоса и сирени, был одним из наших детских владений. Там можно было, никуда из дома не убегая, оказаться бог знает где, да где угодно. Нас уважали и лишний раз не заглядывали в наши уголки. В них мы были абсолютно свободны. Можно было набрать ягоды шелковицы, похожей на ежевику, но восхитительно сладкой и ароматной. Они в изобилии падающей везде вдоль забора с двух высоченных шелковиц, красной и белой. Ягоды полагалось помыть и съесть сразу же. Они очень быстро портилась. Однажды я пренебрегла этим правилом и взяла уже постоявшие в стакане ягоды... С тех пор не выношу гамаков. Именно там мне стало вдруг плохо до невозможности!
В палисадничке очень рано поспевали и оранжевые, небольшие абрикосы, миндалевидные и очень приятного, чуть кисловатого вкуса. Их бабушка брала на пирожки. Но дерево было щедрым, оно свешивало ветки на улицу, хватало всем. Бабушка зазывала мальчишек в свой сад и показывала где собирать поспевшие абрикосы. Она следила, чтоб всё помыли и не ели зелёных. Только просила не озоровать и не ломать по ночам ветки. Наш сад никогда не подвергался ночным налётам отчаянных парней.
А слева от калитки, всё в том же палисадничке росли две белые сливы и несколько кустов крыжовника. Весь сад с весны до поздней осени был всегда в цветении, а здесь, в палисадничке, росло всего несколько полевых цветков, обычная трава и любимая бабушкой «Морозко». Это была небольшая зелёная комната под открытым небом, или таинственный сад вокруг волшебного дворца, то-бишь крыльца.
Если к нам приходили наши детские гости, соседские ребята из «трёхэтажки», стоявшей с торце нашей улицы прямо за нашим домом, то мы играли всегда в палисадничке.
Бедному абрикосовому дереву тогда доставалось. Хотя мы знали от бабушки, что плодовые деревья не любят когда по ним слишком много лазают, и могут даже заболеть, но нам было неудобно отказывать нашим гостям в этом удовольствии, так что и нам приходилось в этих играх принимать участие. Во-первых, не могли же мы лазить по своему дереву хуже наших гостей, а во-вторых, менять привычный взгляд на мир и вдруг оказаться почти на крыше, но в густой листве, было столь захватывающе и немного запретно, что, ясное дело, мы тоже себе в этом не отказывали.
Крыльцо из шести ступеней с широкими, в полметра перилами и площадкой наверху становилось и сценой, и чем вы только хотели, с лёгкостью.
Я его как-то даже и не очень помню как крыльцо, настолько сильно оно преображалось и преображало всё вокруг себя..
Другое дело, крыльцо, которое вело в дом. Обрамлённое розой и виноградом, который поспевал самым первым, прямо у дверей, оно с весны до осени было главным местом действия.
Пока дети были ещё малы, они помещались на лужайку около этого крыльца и оказывались в уютном гнёздышке посреди цветущего моря флокс, георгин, гвоздик и роз. Взрослые выходили на крыльцо посидеть, передохнуть, оглядеться.
Ближе к вечерней прохладе на крыльцо выносилась какая-то работа – вынимали косточки из абрикос или вишен для варки варенья. Иногда бабушка смётывала детали будущего платья, которые она быстро сшивала по ночам. А то вазоны с пальмами и фикусами, чтобы хорошенько промыть каждый листик. Частенько за работой читали по очереди что-то интересное, и под это чтение работа незаметно делалась, как бы сама собой.
Крыльцо это почти весь день заливало солнце и бабушкина сестрица, наведываясь к нам, любила позагорать тут, подстелив толстое, старое «крыльцовое» одеяло. Знакомые и родня, приходя летом в гости, так и застревали за разговорами обычно на крыльце, куда им выносилось угощение. Наверное, лакомиться в обрамлении цветущего сада, под лёгким ветерком было приятнее.
Нам с сестричками тоже там было как мёдом намазано, хотя у нас были другие владения, но место где жизнь кипел, и где можно было быть в курсе всех происходящих дел и разговоров, притягивало безотчётно.
Нас, конечно, гоняли с прохода и мы переносили своё хозяйство под старые абрикосы, к соседскому забору, где стоял обеденный, почти рассохшийся стол и скамейки. Там тоже были наши угодья у стены соседского сарайчика, рядом с их черешневыми ветками, заглядывающими к нам. Крупные, сладкие ягоды дополняли наше садово-ягодное меню.. Там было даже опасно – соседи держали пчёл и те собирали нектар в нашем саду. Нервная Ира их боялась, и как бабушка не объясняла, что нельзя кричать и размахивать руками, малышка от страха удержаться не могла. Её Её пчёлы часто жалили. После первой оглушающей Ириной сирены у нас во дворе появлялась соседка с данью: банкой дивного янтарного мёда для лечения укуса. Боль быстро стихала и Ира тоже. Мы с Леночкой были осторожнее или выдержаннее, нас пчёлы не кусали.
Но из своих угодий мы регулярно наведывались к дому, особенно Леночка. Бегали в разведку. А иначе как углядеть, что варенье уже перекладывается в банки и пенка с остатками варенья на стенках огромного тазища - наша законная добыча, остались временно без присмотра.
Жизнь взрослых не должна была нас интересовать и касаться.
Нам всегда говаривалось – у вас есть свои дела и разговоры, а у взрослых - свои. Мы вроде бы и занимались своими делами, но естественным образом были всегда в курсе происходящего и приходящих в дом, просто играя на всеобще-любимом крылечке.