Как-то раз, после того, как собираясь на рынок, бабушка нарядно приоделась - ведь пешком надо было идти через город минут сорок - и, заколов на затылке аккуратненький пучочек, стала накрашивать губы, они вдруг у неё заалели и заблестели, как мокрые розы.
Я захотела повторить это колдовство. Забрав у меня узенькую, металлическую трубочку помады, и вытерев начисто губы, бабушка сказала:
- «Посмотри, мои губы свежие и розовые, как у молодых женщин. Это потому, что я никогда их этой химией не травила. Теперь, когда мне за шестьдесят, я уже подкрашиваю их, чтобы не были слишком бледными. Но всю жизнь они у меня всегда были такими живыми и яркими естественно. Это по-настоящему красиво и приятно. Запомни.».
Я запомнила. К счастью, когда я выросла, её совет мне очень подошёл - красок самой природы было вполне достаточно, и я чувствовала себя совершенно свободной от необходимости что-то рисовать на лице, прежде чем выйти показаться на люди.
Как ни странно, это вызывало недовольство моего приятеля, в будущем – мужа. Однажды сделав мне выговор, что я не умею краситься, он тут же преподал мне урок. Взял помаду со столика у матери, и сев на диван с зеркальцем в руках, умело и кокетливо подкрасил себе губы и потребовал повторить. Я послушно накрасилась, и почувствовала всегдашнюю неловкость, присутствие чего-то лишнего на коже, мешающего, чего я очень не любила. Привычки к косметике у меня так и не возникло.
А ещё в детстве, лет в двенадцать, снова приехав к бабушке, я, при очередной нашей беседе обо всём на свете, как-то возмущённо пожаловалась ей на одного гадкого мальчишку, обманувшего меня. Я с ним познакомилась во дворе у штаба ВМФ, где служил мой папа. Мы с мамой пришли в гости к её подружке. Пока мама беседовала с хозяйкой, я одна вышла во двор погулять.
Двор был просторный, очень зелёный, уютно обрамлённый светлыми пятиэтажными домами, каждый в четыре подъезда. Он был тенистый , поделённый внутри на большие квадраты рядами подстриженных кустов, и какой-то очень удобный для игр.
Легко включившись в компанию, играющую в мяч, я быстро со всеми перезнакомилась. Преобладали мальчики, но это меня никогда не смущало. Никакой разницы я не ощущала.
В разговоре выяснилось, что несколько ребят, как и я, собирают марки.
Я только что переключилась на это направление, раздав коллекцию своих фантиков.
Один из новых знакомых предложил показать свои сокровища, что говорило о доверительности с его стороны, и показалось мне заманчивым. Я по гостям никогда ещё сама не ходила, но не сочла это чем-то особенным.
Пошли. Его квартира поражала воображение. Большая прихожая с паркетом. В глубине коридора виднелась светлая и, чувствовалась, просторная кухня, из которой очень вкусно пахло чем-то ванильным, высокие потолки. В коридоре во всю стену книжная полка и картины по сторонам! 1
А у этого мальчика своя, отдельная, довольно большая комната!
Наши семейные хоромы оказались просто крохотными, и очень-очень скромными по сравнению с этим великолепием. В таком прекрасном доме могут жить только такие же прекрасные люди – так можно сформулировать мои ощущения той минуты.
Заходим в его комнату, и, как бы потеряв ко мне интерес, не показывая никаких марок, он закрывает дверь на ключ (ещё и замок у него в дверях!) и выходит на балкон (надо же, его собственный балкон, с ума сойти!), откуда со смехом говорит что-то стоящим внизу приятелям.
После минуты оторопи, я вдруг ощущаю, что это «что-то» - обо мне, и что мне это не сулит ничего хорошего. Слов я почти не уловила, но чувство моё было несомненное.
Испытав впервые яростный прилив гнева, как у пойманного в клетку животного, я заметила, что ключ, по ошибке начинающего ловеласа, остался в замке. Немедленно открываю дверь, и ухожу пока он ещё на балконе.
Я ожидала услышать от бабушки сочувствие, ещё одно осуждение этого мальчишки, которого я мысленно уже отлупила, но только не то, что она произнесла.
Моя бабушка, на защиту которой я безоглядно рассчитывала во всех случаях, обвинила меня саму!
- «Правильно сделал – сказала она – ты ведь сама к нему пошла, за руку он тебя не тащил. А ты его знаешь? Семью его знаешь? Хороший он мальчик, или нет?
Почему же ему над тобой не посмеяться, когда ты сама ему позволила?
Хочешь, чтоб тебя уважали, веди себя достойно.»
Этого разговора хватило на всю жизнь. Он прозвучал во мне как КАМЕРТОН ЛИЧНОСТИ.