Когда-нибудь ты вернёшься из долгого путешествия по чужим судьбам, сумрачным мыслям и вскользь переломанным чувствам. Раньше я тысячи раз провожал тебя взглядом, встречал - сердцем, мягко обвивал шею искренностью. Искренностью, над которой ты так хрипло смеялся, выкуривая очередную сигарету, но принимал. И щедро одаривал лаской боли, сдавливал горло нежностью, рвал на части стальными когтями снисхождения.
"Можно ли любить омытые кровью челюсти, что раздирают тебя?" Можно. Я был счастлив. Ловить колото-чёрный взгляд с оттенками насмешливой отрешённости, вздрагивать от прикосновений холодных пальцев к душе, целовать губы, тренирующие улыбку. Просыпаться ночью от липкого страха - а вдруг ты снова меня покинул? - выходить из дома. Тихо-тихо. И кричать в небо. Больно-больно.
Знать, что ты не спишь, а слушаешь, сидя на одной из тысячи крыш. Вновь куришь, изредка сплёвывая кровь, и готовишь тонкую нить бессловия, чтобы после спуститься и с тяжёлым вздохом прошить моё кровоточащее, как твои лёгкие, сердце. Сплести мои сломанные пальцы со своими и отвести обратно - в наш мирок, пропахший отчаянием. Иного дома я не желал знать, об иной жизни не смел и думать.
Лишь однажды ты испугался по-настоящему (обычное дело - передоз удушающих воспоминаний), дрожал, прижимая к груди мою голову, в исступлении шептал "люблю" и знал, что "я тоже". А наутро проклинал себя за слабость и с нарастающей злобой вырывал позвонки моих неприкаянных чувств, разбивал зеркала сознания, способных отражать только тебя. Терзал до неспособности дышать. Садился на железного коня и выжимал всю скорость, стремясь не то к горизонту, не то прямо в синее небо. Я правда пытался бежать за тобой, но каждый раз спотыкался о собственную боль, нарастающую на много единиц в час. Засыпал, обнимая пропитавшуюся солью подушку, - намертво. Едва открывал глаза, чтобы ждать тебя снова - наживо. Ночь за ночью снил (увы) не-нашу вечность, разучился видеть негреющее солнце.
Когда-нибудь ты снова вернёшься из долгого путешествия по чужим судьбам, сумрачным мыслям и вскользь переломанным чувствам. Раньше я тысячи раз провожал тебя взглядом, встречал - сердцем, мягко обвивал шею искренностью... а теперь меня нет. Меня давно уже нет ни в этой обшарпанной горькими стенаниями комнате, ни на покорёженной тоской по тебе постели, ни в строках любимых песен о так и не наступившей весне. Нет ни в нашем огороженном колючей проволокой мирке, ни за его пределами. Только на столе бумага в синюю клетку, короткое "я тоже" неровным почерком, и рядом - пачка твоих некогда позабытых, но до сих пор бережно хранимых сигарет.
И теперь - кричишь ты.