Тридцать три 2009-2012

Елена Алексеевна Дорошева
                Нивеллен беспрестанно ощупывал свое лицо свободной
                рукой.
                - Быть этого не может, Геральт. После стольких лет?
                Как это возможно?
                - В каждой сказке есть зерно правды, -
                сказал тихо ведьмак. -   
                Любовь и кровь. И та и другая обладают огромной
                силой.
                Маги и их  ученики  ломают себе над этим головы с
                давних пор, но не придумали ничего  лучше  чем  то,
                что...
                - Чем что, Геральт?
                - Любовь должна быть настоящей.
            
                Крупица истины. А. Сапковский.               
               
                Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
                Я бы так не могла…
                Реквием. А. Ахматова

***
Если хочешь – уходи!
Хочешь – с ножичком в груди,
Хочешь – с приступом сердечным,
С первым снегом, с первым встречным.
Хочешь – с бабой, хочешь – с пивом,
Хоть позорно, хоть красиво,
Честно, вывесив лапшу
Первосортную – отлично!
Провожу тебя прилично,
Вслед рукою помашу.

У меня есть дом и сад,
Яблоки в саду висят,
Три свидания на завтра,
И в кафешку, и в бассейн.
Мир огромный, мир внезапный
Утомил меня совсем... 

Что ты хлопаешь дверьми?!
Оставайся, черт возьми!

***
А в черном небе – белый дым.
Деревья встали над водою.
И ты уходишь – молодым.
Я остаюсь – немолодою.

Колесный перестук – и ладно,
Еще ночь скоротать смогу,
Живу, покуда вру нещадно,
Покуда от себя бегу…

И ничего я не пойму,
Роняя в снег себя и имя.
Года пришли – ушли – Бог с ними! -
При встрече молча обниму.

****

Дайте немного воздуха –
Дышать темно.
Впустите сюда звезды,
Откройте окно.

Это как-то нелепо –
Здесь умереть.
В комнате пахнет хлебом,
Чай на столе.

Газета заменит скатерть,
Сахар заменит соль.

Мну пакетик руками,
Сжимаю боль.

Чайником воду греют,
Словами порют чушь.
Откройте окно, скорее,
Я полечу.

***
Нам не хватит времени,
Я вижу уже.
Ходит по двору осень рыжая
В неглиже.
Небеса такие синие-синие –
На чуть-чуть.
Вот линейка, начерти линию –
И забудь.
Падают песчинки сквозь поздно,
Растет трава.
Почему тебе не хватило воздуха,
А я жива?

 ***
Включите свет!
Включите свет!
Я не могу понять наощупь,
Что за разбросанные пазлы,
И тупо-тупо шарят пальцы,
Пытаясь выдумать попроще…
Включите звук! Я кожей чую колебанья,
Но не могу собрать в слова, и
Слова мои – бессвязный бред.
Включите запах, наконец! Тогда я может, опознаю
Кто тут со мной; туплю, мерцаю,
Сама как выключенный свет…
Включите воздух, черт возьми!
Что, с вентиляцией проблемы?
Пытаясь выдраться из схемы,
Постой, не жги, повремени…
Повремени…
                Включили свет.
Нет пазлов, звуков, вони, - жаль, что
И воздуха здесь тоже нет.

***
Безвольно… бездумно… бессильно….
Бессильно …. безвольно… бездумно…
Не слишком ли тонкие руки,
Не слишком ли слабые плечи?
И ветер звучит замогильно,
И ночь подступает так шумно
Как будто бы поезд – из муки
Земной – и экспрессом прям в вечность.

Я маленькая, я не знаю!
Я маленькая, не умею!
Пылинкой забытая в вихре,
Оброненная каплей в море.
Ладонью ладонь согреваю,
А воздух вокруг холоднее,
И небо, зажатое криком,
Все больше наполнено горем.

Тоскливая доля Сизифа! -
Срываясь с вершины, срываясь…
Забыв все подробности детства
И будущей жизни пути,
Стою перед стенкой обрыва,
С застывшим дыханием маюсь.
О, да, непрямой массаж сердца,
Вот только бы сердце найти!   

***

Не в силах голову склонить,
Я молча обрываю нить,
А ночь немыслимо глобальна,
И это как-то эпохально –
                Тоску такую пережить.
Я снова начала курить, но думаю, что все нормально.
Что я почти что гениальна,
Вот только пол бы мне помыть…

 А пол запачкан, пол запачкан,
И бурая в ведре вода.
А пол запачкан, пол запачкан,
Но это, право, ерунда, нет, не беда!
Я мою руки, мою тряпку
И снова мою, снова тру.
А пол запачкан, пол запачкан –
Да, я чего-нибудь совру.
Пусть бьется на ветру…
Слова пусть бьются на ветру.

Это просто налетел ветер,
Это просто сорвал листья,
Мало ли что бывает в жизни,
Это просто рассвет – светел.
Это просто луна – полна.
Это даже почти весна.

А пол не хочет отмываться,
Постой, я соды принесу –
Я оборачиваюсь в страхе:
Кому я говорю – постой?
Смотрю на кровь, и леденею,
Смотрю – на кровь – и леденею,
Смотрю – на кровь – и леденею,
Постой, постой, постой, постой!

Я оборачиваюсь в страхе…
Я оборачиваюсь в страхе…
Я оборачиваюсь в страхе,
И более не знаю слов.
Разорван ворот у рубахи,
Разорван ворот у рубахи,
Разорван ворот у рубахи,
И по плечам стекает кровь.

Перед судьбою - на коленях,
Перед судьбою  - на коленях
Я в окончательном смятеньи
Теряю голову – и в плач…
Качаются сильнее тени,
Качаются сильнее тени,
Качаются сильнее тени –
Пожалуйста, переиначь!

***
Никого не хочу, ничего не боюсь, никого не люблю.
Постою, покурю, пару раз затянусь, с шеи сброшу петлю.
Мир красив, только пуст, не частит – дремлет пульс, только Мальборо Лайт
В кайф, еще затянусь, будет бережно вкус злые губы ласкать.
День тянуч, как лапша, неживая душа ничего не смогла…. 
Надоело мне жизнь ежедневно сношать, чтоб хоть как-то там шла…
От высоких чинов да болотных низин, сплетен, жалоб, подружек, чаев
Я шагну в запредельную звонкую синь, где не надобно слов…

***

Оцепенением прикроюсь,
Сама едва-едва жива,
Покуда твой спокойный голос
Роняет страшные слова.

Уж лучше ужас - в чистом поле,
Споткнувшись, в проливном огне…
Нет на земле сильнее боли
Спокойными – тебе и мне.

***
На отражение смотрела,
Впивалась взглядом – как она
Страдает, как она больна,
Какие волосы седые
Внезапные –
И каждый раз,
Захлестываясь – в горечь глаз
Ее,
     В огромные, слепые,

В окаменевшее лицо;
И повторяла эту фразу:
Ей больно! –
            Утихало сразу.
Потом еще:
           - В конце концов…

От повторения рассказа
Смягчался горький вкус во рту –
Все просто делалось словами.
И гасли краски; на диване
Сидела, глядя в пустоту,

И, тратя времени немало,
Всю ту же сказку поверяла
Ей.
              Только очень иногда
На неожиданное слово
Вдруг неуместная вода
Текла из глаз,
                Стихая снова,
Когда
       Смотрела в тьму окна
И заклинала:  вот она
Расплакалась…

- Всего лишь сны! –
И повторяла:
- За ночь, за ночь
Свершилось чудо седины!

***
Платье с бантом одела. Иду  выходною,
Ослепительно лыбясь. Но длится гореть:
Только не умереть перед самой весною!
Только перед рассветом не умереть!

***

Не верьте знакам и снам не верьте!
Проснись, умойся, будь всем доволен.
Я умываюсь твоею смертью
И вытираюсь свежайшим горем.

Они гуляют всегда под ручку
Вдоль по тропинкам…. Исповедимым.
Жизнь улыбаясь: какая штучка!
Смерть, мелко хмурясь:
Да мимо, мимо!

Не злись, не хмурься, пол мой и брейся,
Пусть зимний ветер тревожит шторы.
И верь, что будет отмена рейса,
Уже врываясь в последний штопор.

Я подымаю, как штангу, тело,
Я протираю, как полку, душу.
Я наполняю бокалы белым.
Не верь проклятьям! Злых слов не слушай!

***
Я ухожу. О пятки колется
Песок. Мурлыкает прибой.
Из я-с-собою одиночества
Побыть одной, а не с собой.

И в промежутке между волнами
Твержу: цунами не зови,
Раз в душу, смертью не заполненную,
Вошло отсутствие любви.

Меж догорающими солнцами
Закат баюкает луну.
Штормовку запахну отцовскую,
Себя покрепче запахну.

Вдаль, медленная, неизменная,
Закрыта счастью и тоске,
И только бьется несмиренная
Все та же жилка на виске.

***
Не то, чтоб раны сильно зажили,
Сменились соловьем вороны,
Но похороненные заживо
Быть не желают похороненными.

Как тесто подымают дрожжи,
Так тело подымает дрожью,
Свою опухнувшую рожу
Знакомлю с утром голубым.
Не то, чтоб раны закрываются,
Но плоть в корсет не помещается,   
И с видом легкого отчаянья
Апрель разматывает бинт.

***

Когда заштормит, закачает
Уютную лодку мою,
Когда, захлебнувшись печалью,
Я весело марш засвищу-запою,
Когда заколотится сердце от злого бессилья спасти,
И руки, которые больше не смогут согреться,
Сожмут вместо камень в горсти,
И им расцарапанный палец
Разбавит живою застывшую кровь,
Себя не сумею заставить
Придумать новее слова, чем любовь,
Когда, обнаженная, выйду навстречу кипящим глазам,
И эту затертую рифму под свист и усмешки смогу рассказать.
Тогда в мне самом непонятном смиреньи, забыв хлеб и стол,
Уткнусь головою в твои я колени,
Скажу: ты пришел!