Они сидели у круглых столов
С налетом отвращенья на лице,
И каждый был уверен, что возьмет
Искрящийся кусок в святом ларце,
В центре стола стоявшем.
Тогда казалось гнусным, даже падшим
намеренье украсть кусочек «счастья» -
жестокой власти бессмысленных пристрастий.
А я одна стояла на крыльце,
С презреньем наблюдая за картиной.
«Ублюдки…»- я сказала. Таял иней.
Когда-то чистый, снег мешался с желчью:
Из скверных пастей сыпались злословья,
На белые ковры плевались кровью
Хохочущие твари. В этой бойне
Схлестнулась жадность. Трупной вонью
Дышала комната. В угаре
Невидно было, кто украл «проклятье»,
В центре стола стоявшее когда-то,
Но загорелось то, что было взято
И осветило морды нераспятых –
Блаженные улыбки. Миг! И злоба!
Их поглощает ненависть! Содома,
Знать, не выродились дети! Заискрило.
И в зале задымленной тихо было
В момент, когда погас лучистый светоч…
«Ублюдки!»- я кричала.
Обернулись.
И вдруг,
как звери
рьяно зарычав,
Ринулись к выходу;
Как будто бы очнулись!
И все хотели растерзать меня!
Скорее бы рассвет,
Он их ослЕпит.
Бегу быстрей, но силы больше нет,
И солнца нет…
Они кидают сети.
Прощай, мой снег,
Пушистый белый снег…