Лошадь Карька и калоша
Ещё стояли суровые крещенские морозы, когда к нам в гости приехали два маминых брата – два моих дяди. Дядю Алексея я знаю давно, потому что летом ездил к нему на помочь – строить дом, а дядю Стёпу вижу в первый раз. Оба дяди приехали на одной лошади и на санях на высокой куче сена.
Мама сказала, что дядя Стёпа живёт в Чесме, поэтому он на колхозной лошади заехал в Варну за дядей Алексеем, и они вместе приехали к нам в Троицк по очень важным делам.
Я узнал, что дядя Стёпа – мой двоюродный дядя. Для меня и родной дядя Алексей, и двоюродный дядя Стёпа стали одинаково родными.
Дядя Стёпа старше дяди Алексея, отчего у него на темноволосой голове широкая и большая до самого затылка лысина. Дядя Стёпа был тяжело ранен в середине войны
и с покалеченной рукой вернулся домой, где его избрали председателем колхоза. Поэтому он теперь привык всегда и везде командовать. Дядя Алексей любит большой зелёной расчёской зачёсывать назад свои русые волосы. Он больше молчит и улыбается, глядя на своего старшего двоюродного брата, а его голубые глаза приветливо
и весело светятся.
Оба дяди привезли много гостинцев: картошку, круглый золотистый лук, мясо, муку, замороженные сало, молоко и масло. Ещё они привезли большие круглые булки деревенского хлеба, огромного замороженного гуся и три курицы. Мама вначале не знала, куда девать такое богатство, а потом всё взяли и отнесли в кладовку,
что находится в коридоре на первом этаже дома, а картошку, лук, муку и хлеб оставили дома.
Мне очень понравилась лошадь. Она большая и коричневая, длинный хвост и грива у неё чёрные-чёрные, а глаза с чёрными длинными ресницами большие, тёмно-коричневые и очень красивые. Лошадь зовут Карька. Она спокойная, добрая и умная: так сказал дядя Стёпа.
Когда дядя Стёпа убирает навоз или собирается ехать по делам и запрягает Карьку в сани, я хожу вокруг лошади, заглядываю ей в глаза, трогаю и глажу её мохнатые ноги
и длинный пушистый хвост. Карька смотрит на меня и удивляется, какой я маленький.
А я не такой маленький, как она думает, потому что мне уже идёт четвёртый годик. Просто лошадь этого не знает.
Рано утром, когда ещё была ночь, мы с дядей Стёпой пошли на речку и повели с собой Карьку пить воду - на водопой, как сказал Дядя Стёпа.
Мы вышли на улицу, и дядя Стёпа посадил меня на Карьку. Я ехал верхом до речки. У самой проруби дядя Стёпа сказал, чтобы я крепко держался за холку руками,
а ножки крепко прижал к бокам. Он держит меня за руку, а Карька низко опустила голову и пьёт холодную, студёную воду из проруби: она пьёт долго, потом высоко поднимает голову, шлёпает губами, изо рта у неё вода капает назад в прорубь. Потом Карька снова опускает голову в прорубь и пьёт, пока не напьётся совсем.
Когда мы вернулись во двор, дядя Стёпа снял меня с лошади и сказал:
- Молодец, племянник! Вырастешь хорошим наездником!
Оба моих дяди целый день ходят или ездят по городским очень важным делам. Вечером мама зажигает на блюдечках с маслом два фитиля, чтобы светло было.
Мы собираемся все вместе, сидим, кушаем, пьём горячий чай с молоком и разговариваем.
Сначала дяди рассказывают, где были и что делали. Потом они крепко ругают начальство и мороз.
Дядя Стёпа каждый вечер вспоминает свой колхоз и боится, чтобы мужики и бабы чего-нибудь не натворили без него.
Дядя Алексей рассказывает, как они без нас достраивали дом, устраивали новоселье, сколько денег и подарков им надарили. А потом оба мои дяди вспоминают деревенские случаи или что случалось с ними на войне.
Больше всех говорит дядя Стёпа. Он очень любит говорить и всё объяснять руками.
Когда мама показала моим дядям мои рисунки, они оба удивились и обрадовались, а дядя Алексей сказал:
- Ну, ты даёшь, племяш! Будешь первым художником из Сойновых!
А ещё мы смотрим наш большой альбом с фотографиями. Взрослые долго рассматривают каждую фотографию, что-то вспоминают, говорят и передают её друг другу. Одну фотографию красивой тёти в красивой шляпе и с чёрной сеточкой на лице они смотрели долго-долго и все вместе вздыхали.
Дядя Стёпа сказал:
- Жаль сестрёнку. Работала в Берлине. В конце войны немцы её раскрыли и расстреляли.
- Тётя твоя родная. – Показывая мне фотографию красивой тёти, сказал дядя Алексей и тяжело вздохнул…
Когда приходит время водопоя, дядя Стёпа отвязывает Карьку от саней, где она стоит и жуёт сено или лежит на подстилке из сена. Он снимает уздечку, ласково хлопает лошадь по спине и говорит:
- Иди, Карюша, на водопой.
Карька сама идёт на водопой и сама возвращается домой, потому что хорошо запомнила дорогу. И делает это она два раза в день: утром и вечером.
Однажды в воскресенье, поздно утром, я попросился поехать на водопой верхом на Карьке. Дядя Стёпа посадил меня верхом на лошадь и велел крепко держаться обеими руками за холку, особенно крепко велел держаться у проруби и не забывать про ноги.
Мы с Карькой пересекли двор и по улице направились к речке. Карька важно шла по людской дорожке между больших сугробов. Под ударами подкованных копыт снег звонко хрустел и с треском проседал под нами. При каждом шаге лошади я тихонько качался вверх и вниз и ещё немного то в одну, то в другую сторону.
С высоты лошади я смотрел на мир, и он теперь казался мне намного меньше, чем обычно.
Я крепко держался варежками за лошадиную холку и хотел, чтобы сейчас меня увидел мой друг Юра Латыпов.
Посередине улицы я случайно заметил, что чёрная блестящая резиновая калоша спадает с моего серого левого валенка. Я попытался поправить калошу о бок Карьки,
но калоша продолжала сниматься и повисла на носке валенка. Я наклонился, чтобы рукой поправить калошу, но свалился с лошади на твёрдый сугроб, а потом скатился
на дорожку. Сидя на снегу, я стал надевать калошу на валенок. Карька остановилась, повернулась ко мне, наклонила голову, понюхала меня и стала внимательно смотреть,
что я делаю. Когда она увидела, что я правильно одеваю калошу на валенок, она успокоилась и пошла на водопой одна, а я надел калошу на валенок и пешком вернулся домой.
Дядя Стёпа спросил, почему я так быстро вернулся домой, и где осталась лошадь?
Я рассказал про калошу, про Карьку, и все почему-то весело рассмеялись, хотя ничего смешного я не говорил.
Карька пришла с водопоя, и дядя Стёпа одел на неё уздечку и привязал к саням-розвальням, чтобы она кушала и жевала сено.
Теперь на водопой мы отправляемся втроём: я еду верхом на лошади, а дядя Стёпа и Карька идут пешком.
Иногда я украдкой угощаю Карьку кусочками хлеба и очень редко сахарком, поэтому мы с ней подружились.
Крещенские морозы прошли. Зима стала теплее, и мои дяди сделали все свои очень важные городские дела.
Когда на дворе рассвело, дяди собрались ехать домой. Мы все оделись и пришли к Карьке, которая уже была запряжена в сани. Здесь же, у саней, мы много раз обнялись
и поцеловались друг с другом.
Оба мои дяди одели огромные белые меховые тулупы поверх зимней одежды.
- Иди, Илюша, попрощайся со своей Карькой. – Сказал дядя Стёпа и обнял меня в свой большой тулуп.
Я подошёл к лошади и протянул на ладошке заготовленный кусочек хлеба.
- Ешь, Калька! Кушай!
Карька осторожно губами взяла с моей ладошки хлеб и съела. Она посмотрела на меня своими красивыми глазами, несколько раз помотала головой вверх и вниз и негромко заржала.
Я догадался, что Карька сказала мне спасибо за хлеб, за всё-всё-всё и попрощалась со мной…
И я сказал ей:
- До свиданя, Калька! – и тоже помахал рукой.
И чуть-чуть заплакал.
Мои дяди сели в сани-розвальни на кучу сена и тихонько поехали.
Мы с мамой шли рядом с санями и провожали дядю Стёпу, дядю Алексея и Карьку за наши большие ворота.
Когда мы вышли за ворота, дядя Стёпа стегнул лошадь вожжами по бокам и весело сказал:
- Домой, Карька! Домой!
Оба дяди помахали нам кожаными толстыми варежками и поехали в свои деревни, где по ним уже давно соскучились мои тёти, мои братики и сестрёнки.
Мы с мамой долго махали руками им вслед, пока Карька, сани и мои дяди не свернули в конце улицы, у церкви, за угол последнего дома и не скрылись.