До вступления в ряды интернетных стихирян, я чувствовала себя на творческом поприще одиноким путником, бредущим вслепую, без поводыря, в неопределённом направлении. Однажды сказала себе: «Стоп!» Купила билет на поезд и решила совершить паломничество в святые для меня места – к авторам краевого центра Барнаул за критическими замечаниями и ценными советами.
Место обитания служителей Музы рисовалось в моём воображении белокаменным многоэтажным зданием с бдительной охраной на входе. От волнения даже слегка нервно подтряхивало. Одну за другой мысленно примеряла на свою физиономию маски: то с умным, то с простецки - приветливым до глупости ( из провинции ведь) выражением, не зная какой из них в расчете на радушный приём воспользоваться. Какой личности там отдадут предпочтение? Сочла разумным не лицедействовать, а остаться собой: типичной тёткой из глубинки, старомодно и скромно одетой, с дорожной сумкой в руках, от того немного закомплексованной.
Так, за рассуждениями, незаметно добралась до нужного адреса. Сказать, что испытала шок, значит ничего не сказать. Я тупо, до рези в глазах, вглядывалась то в записную книжку, то на номер дома. Всё верно: улица Анатолия, 102.Но, простите, где же белокаменные хоромы? Стыдливо щурясь на меня маленькими подслеповатыми глазками – окошками в жалких ресничках - рамах и скособочившись на бок, стояла убогая двухэтажная избушка с потемневшими от старости брёвнами. Окна нижнего этажа находились на уровне дороги. Судя по виду и почтенному возрасту, сказочному строению полагалось иметь куриные ноги, но их не было. Видимо, лет сто назад они по какой-то непонятной причине увязли в земле по то самое место, откуда выросли. Этакий музейный экземплярчик русского деревянного зодчества из повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Я бы не удивилась, если из него появились кот Василий или Наина Киевна.
Прибитая на экспонате древности вывеска убеждала посетителей, что здесь находится краевой союз писателей. Я недоверчиво ухмыльнулась. Моё, травмированное первым впечатлением сознание, категорически отказывалось сходу принять это заявление всерьёз. Я отважилась отправиться на поиски истины. Попросив у неба благословения на благополучный исход, потянула на себя скрипучую дверь и мышью проскользнула внутрь избушки.
Чтобы переварить интригующее начало и настроить себя на любые неожиданности, решила сделать паузу и пристроилась на стоящий у входа ободранный стул, предварительно убедившись, что таблички «экспонат» на нём нет. На душе заскребли кошки и бедняга от страха начала опускаться в пятки – в помещении кроме меня присутствовал ещё невидимый КТО-ТО, возможно из того же мифического мира, что сама избушка. В кабинете напротив слышался громкий мужской голос. К счастью, невидимка оказался реальным, говорящим по телефону мужиком. Если бы у аппарата было запикивающее устройство, то собеседник на другом конце провода ничего кроме бесконечного «пи-пи-пи» не услышал. «Писатели – мастера слова» - философски рассудила я. Мне, долгое время работавшей в рабочих коллективах, приходилось слышать виртуозов русского фольклора и покруче. Невольно подслушанный разговор стал увертюрой приобщения к прекрасному в пенатах краевой организации. Смущённые нелитературными выражениями, домашние заготовки с высокопарными фразами, подобно благовоспитанным девицам, поспешили удалиться прочь из моей головы, прихватив с собой скромницу – робость.
Уже с решительным настроем я поднялась на второй этаж. Тишина. Ни души. Только со стен любопытно взирали на меня портреты именитых писателей, поэтов и местных авторов, видимо, хозяев пустых кабинетов. После небольшого ожидания появился человек, назначивший мне встречу. Барнаульский писатель Коржов Владимир Михайлович любезно взял на себя роль моего консультанта. За душевным разговором незаметно прошло более двух часов. Говорили обо всём, в основном о творчестве. «Шедевры» визитёрши у консультанта восторга не вызвали. Сделал мне кучу замечаний, дал множество советов и вручил на память журнал «Барнаул» со своими стихами и дарственной надписью.
Я поблагодарила за подарок и оказанное внимание, не забыв спросить: «А где же обитатели сего заведения?» Писатель горько вздохнул и поведал, что властям показалось накладным содержать руководителей писательской организации и находящееся на их балансе ветхое здание. Чиновники раскинули хитрым бюрократическим умом и пришли к выводу, что гораздо дешевле рассуждать о творчестве и духовности общества с трибуны, чем вкладывать средства в их развитие. В том году как раз отмечался юбилей Василия Макаровича и в связи с датой краю были выделены немалые деньги.
Алтайские авторы переоценили свою значимость в глазах местной администрации, наивно полагая воспользоваться средствами на печатание подготовленных к юбилею произведений. Облом! Остались на бобах. Большая часть денег ушла на увеселительные и торжественные мероприятия. Во время ожидания поезда мне довелось стать свидетелем одного из них. С перрона под помпезные речи и звуки оркестра отправлялся в первый рейс фирменный поезд «Калина красная» до шукшинских Сростков. Возле стоящих на первом пути и блестевших, как новенькие монетки вагонов, красовались преисполненные важности от присутствия собственной персоной городские чиновники, сновали юркие, вездесущие журналисты, тусовалось гламурное окололитературное общество с неуёмной жаждой ярких впечатлений и желания себя показать.
Я возрадовалась, что мне крупно повезло и ринулась присоединиться к провожающим, чтоб потом похвалиться перед знакомыми собственным участием в мероприятии, выложив перед ними, словно пачку козырей, фотографии со знаменательного события. Увы, тогда был не мой день. Два мордоворота в форме вежливо тормознули меня на выходе из здания вокзала в сторону перрона. По их молчаливым, презрительным взглядам поняла: рылом не вышла, а пру в калашный ряд. Сделала вид, что не больно то и хотела, а в душе кипело возмущение, переполнившее этой последней каплей сосуд терпения.
Вместе с другими пассажирами через окно зала ожидания я смотрела на отбывающий состав «Калины красной» и почти физически ощущала, что вслед за ним мимо меня уходит что-то важное и нужное, чего не смогла удержать, оказавшись лишней на чужом празднике жизни. Переизбыток отрицательных эмоций нашёл себе выход в строчках с ехидным содержанием. Они дуром попёрли из меня, как фарш из электрической мясорубки, перенасыщенные обидой за произвол, творимый над всей нашей писательской братией. Впечатления от поездки стали основой для создания нового цикла стихов под названием «Творческая одиссея», который я предлагаю вниманию читателей.