И вы, пожалуй, садитесь в поезд и уезжайте, смешны, наивны.
А я останусь в траве по пояс стоять под ласковой тенью ивы,
Лучи глотая, тонуть несмело в далекой вязкой небесной глуби.
Ты видел, дети рисуют мелом не то, что с ними когда-то будет.
И вы, пожалуй, летите выше, творите петли свои, кульбиты.
Неясно даже зачем он вышел качать патлатой башкой разбитой,
Неясно даже откуда вырос на почве дикой ржаной колосс,
Но было слово дано на вырост. И слово, кажется, прижилось.
И вы плывите по мутной глади, платком машите тому, кто здесь.
А я измяла льняное платье, опять пытаясь сюда пролезть,
Опять крича им, чтоб подождали, что мне найти бы в траве кольцо.
Они сбежали в такие дали. Трава цепляется за сандалии,
А ветви хлещут мое лицо.
Ну, вы, пожалуй, тогда идите пешком, сложите в карман ключи.
А если гладить кору ракиты, то под ладонью она звучит.
И вам чем дальше, тем веселее. Стою на влажной пустой земле
В тумане рыхлом. Восток алеет. Трава щекочет мои колени,
Ладони выпачканы в смоле.