Слышу в тумане ржание белой печали.
Дать бы ей хлеба, да только в кармане пусто.
Нежно поглажу я гриву строптивой
и длани
перекрещу на зубастом её промежутке.
Два лунных карих упрёка у белой печали,
или же просьбы о чём-то, что вечности лучше.
Чёрные ноздри, как чёрные дыры предстали,
млечного пьющие воздух, подаренный утром.
Нежным молчанием полнится белой печали,
тело, к которому Липнут озябшие мухи.
Дать бы ей ломтика хлеба, чтоб горько не ржала,
чтобы доверчиво-тихо смотрела на руки...