Разрядили в меня обойму:
Я не рухнул - остался стоять...
Пожелтевший листок, вальсируя, падал
В осеннюю слякоть и грязь...
По привычке легко умирать
И так же над гробом рыдать,
Равнодушию в сердце дивясь...
Засандалить стакан самогона,
Закусить, и песни орать,
Чтобы нервы от смеха и стона
Не взорвались, а потом без гондона
К бабам в чёрных платках приставать...
В глотку мне напихали тратила,
Чтоб заткнуть, а я - не орал!
Проглотил, но сперва пожевал,
И какая-то странная сила
Попыталась мной овладеть:
Грубым тоном в меня голосила -
Сам покойник, не в силах терпеть,
Начал дико реветь и хрипеть...
Да, я помню - уже вечерело:
Уходили с поминок ползком,
И, скрывая свой хмель неумело,
Прощались с набитым ртом...
Распяли меня на вилах
За домом в серых кустах,
В то время, когда на перилах
В сквере трахал бабу мою монах,
И, махая чужим кадилом,
Кончал как бешеный кролик...
А меня навестил алкоголик,
Поведав о бедах своих -
Что не хочет он пить на двоих...
И я понял, что я не пугало -
А чучело лишь для потех.
Тут же меня, как на грех,
Свалили на землю и бросили.
И спросил я тогда у осени:
"Почему нас не ценят живых,
А по смерти тем паче не видят?!"
Осень что-то шепнула. Ветер утих.
Алкоголик уж пил на троих...
А в меня разрядили обойму:
Я не рухнул - остался стоять,
Пригвождённый навеки к земле,
Чтоб корней своих не потерять...