Я знаю, ты уверен, что первым увидел меня, но это я первый тебя заметил, когда ты шел по переходу мимо разрисованных граффити стен.
- Слушай, чего-то тебя давно не видно? - сказал я.
Нет, ну мы, конечно, видели раньше чокнутых, «контуженных жизнью», как ты однажды сказал, но с этим парнем должно было случиться что-то необычное, чтобы в сонный скучный выходной день он решился бродить в скафандре. Мы спрятались за почтовый ящик, чтобы лучше его рассмотреть. Вблизи он нас еще больше ошарашил.
Скафандр был покрыт ракушками и всякой морской дрянью и весь мокрый, несмотря на летнюю жару.
- Дурак, это не скафандр, - прошептал ты, - это допотопное снаряжение ловцов жемчуга на севере. В старые времена они получали кессонную болезнь, потому что не знали о декомпрессии, и почему кровь превращается в лимонад.
Ты громко вздохнул, посмотрел на меня, как на пустое место, и сказал:
- Ладно, не бери в голову.
Пока мы крались за чокнутым, я успел разглядеть, что сзади от скафандра тащился длинный шланг. Так что должен признать, ты был прав.
Он бесцельно бродил по пустому футбольному полю, мимо автозаправки и вверх и вниз по проезжей части. Потом начал нарезать круги вокруг закрытого углового ларька, как лунатик, оставляя за собой мокрые следы.
Ты сказал:
- Давай, я дам тебе десять долларов, чтобы ты подошел и сказал ему «привет».
- Ни фига, - сказал я.
- Тогда пошли вместе.
- Ладно.
Мы подкрались поближе. Запах был странным. Мне показалось, что пахнет океаном и еще каким-то сладковатым запахом, который было трудно определить.
В складках его костюма застряла красная пыль, будто он шел через пустыню, а потом через океан.
Мы в темпе начали репетировать наше обращение, как вдруг унылая, поцарапанная панель повернулась к нам, и он сказал что-то, что мы не разобрали. Водолаз двинулся к нам, раздался скрип и бормотанье. Мы отступили назад.
- Бред сумасшедшего, - сказал я.
Но ты прислушался и покачал головой.
- Нет, я думаю, что это японский.
Он говорил одно и то же, повторяя в конце что-то похожее на «тасоо-ке-те»... «тасоо-ке-те», и показывал нам деревянного коня, которого держал в руке. Когда-то конь был позолоченный и блестящий, а теперь был в трещинах, выцвел на солнце и, чтобы не распался, перевязан веревкой.
- Может быть, отвести его к миссис Бэд Ньюс? - сказал ты. То есть к миссис Катаяма – единственной японке, которую мы знали в нашем районе.
- Ни фига, - сказал я, и мои поднятые брови напомнили о нашей последней стычке у забора, которую лучше всего описать, как шквал непонятных ругательств, сопровождаемый возвращение нашей модели самолета. Модель была аккуратно переломана пополам – пополнение в коробку игрушек, залетевших на задний двор старой карги и вернувшихся разломанными на части.
Мы видели ее только тогда, когда она выносила нам сломанные игрушки, поэтому прозвали миссис Бэд Ньюс.
Твои поднятые брови говорили о том же самом, что и мои, но еще намекали о возникновении блестящей идеи.
Почему бы не отвести чокнутого в скафандре во двор миссис Катаямы и закрыть его там? Мы пожали друг другу руки. Это был молчаливый знак держать язык за зубами.
Ты подошел к водолазу, взял руку в огромной перчатке и вдруг отскочил.
- Она была противная и слизкая, - объяснил ты потом.
В конце концов, парень понял, что от него хотят, и зашаркал за нами по тротуару, через дорогу и вниз по аллее коротким путем. Когда его длинное хриплое дыхание становилось громче, мы останавливались, чтобы он мог нас догнать.
Он брел за нами, будто у него выкручивает каждый сустав, а сзади за ним тащился шланг. Из обтрепанного конца шланга беспрерывно сочилась вода. У меня по телу ползли мурашки.
Наконец, дрожа от ужаса, мы подошли к дому, заросшему вишневыми деревьями. Провели гостя через парадный вход, открывать который мы давно уже научились. Изношенные ступени скрипели под его тяжестью.
Тебя напугали дрогнувшие раздвижные двери, и мы скорее сделали ноги.
За нами щелкнул замок, и с трудом сдерживая хохот, мы побежали за телефонную будку на другой стороне дороги, чтобы наблюдать за разворачивающейся драмой.
Мы ждали и ждали.
И ждали.
- Отстой, - сказал ты, в конце концов, вспомнив, что миссис Бэд Ньюс никогда не открывала двери, хотя всегда была дома. Мы шутили, что дверь у нее нарисована на передней стене дома. Однажды мы пытались постучать, но она только вопила: « Кто там?» - а потом: «Уходите!»
Такой же результат ждал нашего друга-водолаза. Но он не двигался, наверное, не понимал, что над ним просто решили посмеяться.
Наконец водолаз поднялся по ступенькам и снял тяжелый шлем. Шлем выскользнул из его рук и с грохотом упал на доски. Мы подпрыгнули за своей телефонной будкой.
Даже сзади мы увидели, что это был молодой человек с аккуратно зачесанными блестящими черными волосами. Но еще удивительней был вид открывшейся раздвижной двери и хрупкий силуэт миссис Бэд Ньюс в них.
Водолаз сказал ту же самую фразу по-японски и протянул игрушечную лошадку. Он загородил нам обзор, и мы увидели только, как миссис Бэд Ньюс закрыла рот обеими руками. Она выглядела так, будто сейчас грохнется в обморок от ужаса. Мы не могли поверить своим глазам. Вот это удача!
- Подожди секунду, - сказал ты, прищурившись. - Кажется она... плачет.
И действительно, она стояла в дверях и рыдала навзрыд.
Неужели мы перегнули палку?
Нам стало не по себе... но тут взметнулись ее тонкие, словно спички, руки и обняли мокрую, заросшую ракушками фигуру на ее пороге.
Мы не видели, что произошло дальше. Мы смотрели на поднятые в изумлении брови друг друга. Вдруг раздвижная дверь захлопнулась, остался только темный прямоугольник дверного проема и водолазный шлем, валяющийся в луже воды.
Мы еще долго ждали, но больше ничего не произошло.
- Думаю, что она его знала, - сказал ты, когда мы шли домой и свернули за угол.
Мы никогда не узнали, кто был этот водолаз и что с ним случилось. Но из-за забора заднего двора по вечерам начали доноситься звуки старого джаза, потянулись странные запахи кухни и слышались тихие голоса в оживленном разговоре.
Мы перестали ненавидеть миссис Катаяму после того, как она подошла к дверям нашего дома и с легким поклоном и улыбкой возвратила нам наши залетевшие к ней игрушки, целыми и невредимыми.
Иллюстрации Шона Тэна.
Перевод Пайлиш.