Мне летом улыбнулось счастье
Поездкой Псков — Святые Горы.
А сердце в клочьях от ненастья,
И напрочь выбиты опоры.
Я ехала на встречу с вами
В смятенье чувства и души,
Почти убитая словами,
Набраться сил в святой глуши.
Пропагандистов ор тревожил,
Но шум колес их заглушал.
А беспокойство просто множил
Тот, что вопросы задавал.
Настойчиво, бесцеремонно.
Опять по Пушкину знаток!
Я отвечала однотонно:
Забиться б в дальний уголок.
Мне ли, с моей душевной драмой
Да с отвращеньем к мужикам,
Играть восторженную даму
Иль эрудитку чужакам.
Мне б у разбитого корыта
Спокойно сказки вспоминать:
Ведь тайна личная сокрыта
В одной, но трудно распознать.
Автобус мчался будто птица.
Мелькали за окном леса.
А вид убогих изб не снится —
То жизни русской чудеса.
Как зримо всё. И я так остро
Вдруг замечаю нищету.
Как всё здесь вопиюще просто,
А лица дарят доброту.
Идём к ограде. Я у местных,
Идя в конце толпы своих,
Купив цветы, три возлагаю.
Да, как живому от живых!
Хотя какие мы живые!
Шум галочий, бестемье слов…
Везли Вас трое, не родные,
И я бежала средь снегов.
Неслися снежною дорогой.
Тургенев всё берёг свой нос.
И так мотало эти дроги,
Как будто мчались на извоз.
Промёрзли насквозь. Ветер свищет.
Совсем озлобился мороз.
Застыл Никита. В поле ищет
Луч света без конца обоз…
Какая чистота сияла,
Вас провожая в вечный путь!
Метель так грустно напевала
И белизной стелила путь.
И невозможно Вас вернуть…
Но невозможно Вас вернуть!!!
И хлынув, слёзы очищенья,
И состраданья, и любви
Тут принесли мне облегченье
От одиночества любви.
Потом — аллея великанов,
И парк, и Сороть, барский дом.
А от ухоженности — странно!
Ну Гейченко, ну управдом!
Да, правда, что поэт воскликнул
Здесь громко: «Ай да сукин сын!»
В глуши, от скуки он, не сникнув,
Работой победил свой сплин.
И здесь он, испытав мгновенье
Той несказанной чистоты,
По-царски передал волненье
Своей душевной доброты.
Отстав от всех, я вспоминала
Ваш путь, немыслимость конца,
И почему-то ощущала,
Что наши встретились сердца.
11—13 сентября 2002 г.