Окровавленным бинтом тянется дорога
(Воспоминания ветеранов о войне)
В землянке – тусклое окошко.
В нем неба вижу я немножко.
И свежеспиленной сосной
с ее дурманящей смолой –
так лесом пахнет!
Сейчас послушать бы сверчка,
вина бы выпить, чтоб слегка,
чуть-чуть кружилась голова,
гитару, нежные слова.
Мечтами пахнет.
Говор быстрый автомата.
Взрыв поблизости – граната.
Краски мрачного заката
и слова, и звуки мата.
И гарью пахнет.
Гляжу я в тусклое окошко.
В нем неба вижу я немножко.
Здесь разместился лазарет.
И боль, и стон, бинты и бред.
И смертью пахнет.
*******
Одежду сдали мы в каптёрке.
«Костюм» военный я надел.
Не в пиджаке, а в гимнастерке
ходил в строю и громко пел.
Учился я сгибать в подкову
свою солдатскую шинель
и постигал азов основу –
стрелял и поражал мишень.
Мы первый бой свой пережили
и овладели высотой,
нас звездным небом наградили –
лежи, любуйся красотой.
*******
Диск солнца в крови. И гляжу –
в нем ветви узоры сплели.
Очнулся, похоже. В лесу
убитых снега замели.
Ползу – и уж нет моих сил.
Тяну борозду я в снегу.
Не знаю, где фронт и где тыл.
Быть может, все это в бреду?
Как странно – откуда оконце?
Чернеют в нем, вижу, снега.
И траурно-красное солнце.
Закат с неба лавой стекал….
*******
Задачу выполнить сумели –
отход прикрыть двух батальонов.
Теперь в душе моей звенели
две горсти «смертных медальонов» –
был бой у города Проскуров…
Пространству неба нет предела.
В начале ночи был Меркурий
и Марс, и с ним была Венера –
взирали с неба три планеты.
А я «по звездам» шел полночи.
И помню все души пометы.
Устал я так, что нету мочи.
Один, затерянный в июле,
на берег вышел тихой речки.
Дорожка лунная… Смогу ли
по этой серебристой свечке
вброд перейти, найти дорогу;
собрав оставшиеся силы,
к жилью дойти, к его порогу?
А на опушке волки выли…
*******
Погибли он и почтальон –
похоронили их.
Укрыл от солнца старый клен
могилу на двоих.
Письмо жены он ждал давно,
и вот оно пришло.
И громко кликнули его
да только – толку что?!
А он мечтал: «Вернусь домой
после победы нашей.
Увижусь, наконец, с женой.
Она всех женщин краше.
Мечтал: «Надраю ордена
и все свои медали,
гулять мы будем до утра,
забыв про все печали».
И громко кликнул вновь его
наш новый почтальон...
И – тишина. И за него
ответил старый клен...
*******
Бомбы, взрывы, испуг – нет, не сон,
а судьбы нашей страшный обрыв.
Враг напал на страну и наш дом,
как бандит, о расплате забыв.
И сжав зубы, пошли на войну.
Шла История рядом, хромая.
Мы лечили ее на ходу,
и врагов и себя побеждая.
*******
Бои позади и они впереди.
Затишье – мечтали об этом.
Сбежал с батареи – ушел в свои сны.
А в них одноклассница Света.
Гуляли мы с ней по цветущей весне.
И так далеко заходили.
А как хорошо было вместе во сне!
И встретиться снова решили.
О, эти блаженные летние дни!
Гуляли мы с ней до рассвета.
И снова я ей говорил о любви.
Ах, как обожаю я Свету!
“Танки!” - воплем взрывается сон.
И нужно мне снова сражаться.
Хотели со Светкой отведать крюшон.
Но – танки!.. Пришлось нам расстаться.
*******
На фронте день – нет даже два! –
мы пили тишину до дна.
Пьянели. Плюс еще весна,
тепло и птичьи голоса.
“Жив! Жив!” – узнал я воробья.
И трель услышал соловья.
Вокал похуже у синицы –
красивой суетливой птицы.
Как разговорчивы дрозды!
Вот молча трудятся скворцы.
Кого-то кто-то где-то ищет –
на всю округу громко свищет.
И страсть, надежды и призыв
пролились в наш безумный мир.
И в душу входит звук прелестный.
Их песни – дар для нас небесный.
Нам всем загадывать нельзя,
поэтому – увы! – незря
молчит кукушка – не кукует.
Про что-то знает и горюет...
За эти мирные два дня
испили тишину до дна.
Блаженство и покой. Весна.
И эти птичьи голоса...
*******
Задыхаясь,
хватаем мы ртом
дымный воздух...
Безумье атак!
В поле, скошенном
сильным огнем,
пятна крови цветут,
словно мак.
Хватит всем,
как всегда на войне,
и смертей
и солдатского пота.
Жребий выжить
достанется мне,
коль в бою
не поляжет
вся рота?
*******
Осенний хмель –
он крепок ранним утром! –
от павших листьев и стеблей.
Он – в крике с неба,
жалобном и грустном,
на юг летящих журавлей.
Но прежде, чем
приказом будем брошены
в изломы
свежевырытых траншей,
и пулями здесь травы
будут скошены,
и пляс начнется
жизней и смертей,
пытаюсь надышаться
поздней осенью –
последней в жизни,
может быть, моей.
Печаль сползла с деревьев
желтой шалью,
укрыла ею всё кругом.
Припудрен горизонт
туманной далью,
и небо моросит дождем...
*******
Я окунулся в безмерное Счастье –
в магию грёз и в глаза моей Насти.
Кружевом белым цвела бузина –
словно фатой накрывала она.
Нас разлучило военное лето.
В нем расставанье – дурная примета.
Только меня пощадила война.
В память о Счастье цветет бузина.
*******
«Ах, ты колокол мой,
не по мне ли твой звон?
Как похож он печалью
на горестный стон!
Словно ты на погост
нас ведешь за собой.
И зачем нарушаешь
усопших покой?»
В котелок собираю
росу поутру.
Перед боем ее,
наслаждаясь, я пью.
Умываюсь росой,
чтоб забыть этот сон.
Но упрямо звучит
он во мне – этот звон...
*******
Смерти маленькая сводня,
как хвостатая комета.
Как всегда, она сегодня
слишком грозная примета.
Отвратительно красива
в небе красная ракета!
Приказание комдива:
взять деревню до рассвета.
Порыв безумия атак!
С трудом дышал открытым ртом.
И удивлён не просто так –
сознание пришло потом:
всё поле боя – плоский морг!
Устал и очень. И продрог.
Как я живым остаться смог?!
И вдруг боязнью занемог!..
*******
И многоточие в крови
Ракеты звали нас в атаку –
с тех пор их видеть не могу!
Был рад любому буераку,
чтоб отдышаться чуть в снегу.
Жестокость пуль во время боя –
унять её нельзя мольбой.
Конца и края нет разбою,
когда все заняты стрельбой.
Чутьё иной раз помогает,
но каждый, кто остался жив,
он это чудом называет.
И вот среди замёрзших ив
мы кайлами долбим могилу –
теперь нас меньше на троих.
И нету мочи, через силу –
в покой её спускаем их.
А на снегу остались точки –
и многоточие в крови…
*******
С первых дней я воюю, а боязно...
В обороне, бывало, сидишь.
«Тигры» – танки такие! – особенно
устрашают, да так, что держись.
Хоть бы помощь какая – да что ты! –
только есть, что граната с тобой.
В нем и пушка, и есть пулеметы.
Гад – пехоту ведет за собой.
Я не очень то помню, как было.
Но гранату я бросил свою!
Танк тот как-то вокруг закружило.
И ни с места! Стреляет вовсю!
Экипаж выжигали мы хворостом –
пленных взяли. Вот – орден ношу.
С первых дней я воюю, а – боязно!..
Уж поверьте – нисколько не вру.
*******
Окровавленным бинтом
тянется дорога.
Вытираем пот. Идем,
поминая Бога!
Нам такой она досталась –
не было другой!
Эта страшная дорога
нам дана судьбой.
От нее мы так устали –
невозможно жить.
Все б отдали – только чтобы
дальше не ходить.
Грунтовая и кривая,
вязкая... Порой
нет желания другого –
стать бы на постой.
Оставляем мы на ней
братские могилы.
И случается – на них
даже нет фамилий.
Нам казалось – хуже нет
безымянной смерти,
но дорога к ней страшней –
вы уж нам поверьте.
Окровавленным бинтом
тянется дорога.
И конца ей нет – идем,
поминая Бога!
*******
На нескошенной траве
серые заплаты –
бездыханными лежат
павшие солдаты.
Похоронки в тыл уйдут –
скорбные квадраты
разнесут по адресам
горе, боль утраты…
«Верный воинской присяге»…
Подписи и дата.
Нет в живых теперь отца,
сына, мужа, брата…
*******
Команда была выбирать якоря.
Наш берег и гавань остались в дали.
Их так раскачала большая волна.
И вот уж совсем не видать нам земли.
А смерть в глубине затаилась и ждет.
И в небе она же – с крестом самолет.
И в море – она. Это – вражеский флот.
Идем на сближение. Полный вперед!
И взрывы. И ярость. Огонь. Черный дым.
И некогда знать, кто погиб и кто жив.
Врагов наших больше, но мы победим,
и сделали это, себя удивив.
И вот, наконец-то, ликуем – ура!
И вот она – гавань... Отдать якоря!
На пирс мы спустили сначала тела
товарищей наших – Победы цена…
*******
Когда победим, напьемся мы в стельку,
ляжем мы с вами, ребята, в постельку
и отоспимся мы в теплой казарме,
выпекут хлеб нам в берлинской пекарне,
париться будем в немецкой мы баньке
с пивом баварским при нашей тараньке.
Ты слышишь меня? О, Боже мой, Боже!
Сделай же так или очень похоже.
Ветры с морозом – голодные волки.
Когти вонзают, швыряют иголки
льдистого снега, хватают за губы,
за нос и за уши – очень уж грубы.
*******
Его я помню – мальчик с челочкой.
Подрос немного – и война.
И поезд дробною чечеточкой
стучал невесело три дня.
На картах местности помечен
НП и рядом старый сад –
он артналётом изувечен.
Мальчишка пережил тот ад.
И щупленький, худой, нерослый –
нас неумело заслонил.
И после этого, став взрослым,
он многое в себе открыл.
В этом хаОсе все без правил,
подумалось ему, а он
историю войны подправил –
и стойкость превратил в закон.
*******
Земля – вот такая броня
у пехоты.
Копаем – что делать?! –
хоть нету охоты.
Неважно, что вскоре
пойдем мы вперёд.
Солдату, чтоб жить,
нужно вырыть окоп!
Ах, как на войне
смерть легка на расправу!
И мы на нее
находили управу
сноровкой, штыком,
огнем и прикладом.
Нужно – ползем
иль бегом, или шагом.
Прощальный салют,
как на фронте когда-то.
Пришел наш черед –
мы уходим, ребята…
Вот он – последний окоп
для солдата.
Холмик, табличка,
фамилия, дата...
*******
Мы живы – баловни судьбы:
кругом смертей потоп.
Всё чаще падают бойцы –
и больше всё сирот.
Фортуна пряталась вдали
от наступавших рот…
Военный опыт обрели
сквозь боль и кровь, и пот.
Теперь уж будет и она
бежать, шагать, ползти.
Её мы посвятим в дела –
и станем с ней на «ты».
********
Одно из писем
Как затишье, со мною так вечно, –
вот, когда возникает тоска!
Вспоминаю тебя бесконечно,
и ревную, конечно, слегка.
Я молюсь на тебя – ты святая.
Твоё фото – икона моя.
И поэтому жив, дорогая.
Как же тускло мне жить без тебя!
Иногда я включаю «косилку»:
называю так свой пулемет...
А в затишье в землянке коптилку
я зажёг, и макаю в свой рот
карандаш мой чернильно-лиловый,
что давненько его приберёг.
Твой портрет с цветом глаз васильковым –
как набросок вдруг сделать я смог.
Но затишье – оно быстротечно.
Извини – вновь «косилка» нужна.
Ничего в этом мире не вечно –
скоро кончится эта война...
*******
Тебя я помню – фитилёк
да керосин, да пузырёк –
коптилку, верную подругу.
С тобою ад прошли по кругу –
сгорали с нами фитили,
но мы вперед упрямо шли.
В землянке ты для нас – лампада,
и более того – отрада:
на огонек из темноты
приходят помечтать мечты.
Зарю коптилка зажигает –
сама, мигая, угасает.
*******
Враг в атаке – пятерых
с нами нет, считай, в живых.
В обороне как обычно –
и ужасно и привычно!..
Наступаем – множь на три
так велит закон войны.
После боя нам добавка –
если б только от приварка!
Дополнительно – «сто грамм»,
но не в радость они нам.
В третий раз идти в атаку –
все равно, что нас – на плаху…
Прибежав к своей судьбе
на заснеженном холме,
дрожь уняв в своих коленях,
понял, зная о потерях, –
Бог добавил к жизни день
или Смерти было лень...
********
На месяц кончилась война:
наш полк – на пополнении.
Здесь и покой и тишина!
Как будто в увольнении.
Но грустно. Сумерки попутно
баюкают тоску во мне.
И от луны так неуютно –
прожектор будто бы в окне.
Мороз и ветер, снежный наст
с окопом заждались меня.
"Ещё чуть-чуть – тепло Бог даст", -
мечтаю, сидя у огня.
А мне – хоть вдоволь бы поесть,
а мне – хоть вволю бы поспать.
И дней разлуки уж несчесть –
домой бы мне! – увидеть мать...
*******
Всех тех, кто в смерть упал ничком,
и годы те забыть не смея,
в жизнь возвращался я ползком
в санбатах, молодым седея.
Лета иные разлетелись –
вдали поблекли и пропали
в той нескончаемой метели,
в которой старыми мы стали.
*******
Победа наша опоздала.
И праздник этот омрачен:
когда Россия ликовала,
мы возвращались с похорон.
Погиб мой друг. Стоял он рядом.
Шальная пуля – вот и всё…
Мы любовались, помню, садом –
как много лет уже прошло!
Меня обнял он, вспоминаю,
cказал: «Кончается война…»
А пуля та в цветущем мае
предназначалась для меня.
Вы знаете, как совесть воет?
Не дай вам Бог... Душа во мне
от боли корчится и стонет –
мой друг лежит давно в земле.
*******
Одно поколение
мирно живёт,
другому – из юности
прямо на фронт.
Одни погибают,
не зная любви.
Страдая от ран,
воскресают они.
Другие увидеть
всё это могли –
с экранов к ним ужасы
эти пришли.
Одним – эка невидаль! –
взрывы гранат.
Поспать да поесть –
вот мечта для солдат.
Другим не уснуть,
если грома раскат
иль рядом, за стенкой,
соседи храпят.
Остался живым –
и счастливей нет квот:
смертельным быть может
любой эпизод.
Как много ребят
не вернулось с войны!
А как им хотелось
дожить до Мечты –
вернуться с Победой,
чтоб попросту жить.
И по утрам
на работу
спешить.
*******
Долгожданное счастье
И вот пришло
долгожданное счастье!
И вот, наконец-то,
свершилась мечта!
Из душ наших сразу
ушло ненастье –
Какое ненастье?!
Минула беда!
Тот день был великим.
Запомнилось то,
что удивляло
до самой крайности.
И слёзы с улыбкой!
И знаете что?!
Люди творили
как дети шалости,
любили друг друга
они как могли,
и одаряли всех так,
как умели.
И в день тот как будто
с ума все сошли –
и целовать
незнакомых
смели.
И всё это было
неповторимым!
В девятый день мая –
к нам сказка пришла!
И было всё это
непостижимым!
О, Боже мой, кончилась
всё же война!
Теперь навсегда
уйдёт от нас бедность!
Теперь ещё больше
мы станем дружить.
Оберегать будем
главную ценность –
от войн навсегда
нужно мир охранить!
*******
Они были с нами
в окопах, землянках,
а домом для них
была наша душа.
Мы им доверяли,
как добрым гадалкам.
Они – и подруги,
и наши друзья.
И нам, как умели,
они помогали,
давали надежду –
бери и неси.
И бережно очень
всегда сохраняли
щемящую правду
ужасной войны.
Для нас так давно
они стали родными.
И даже теперь
как лекарства нужны.
И мы никогда
не расстанемся с ними –
уж очень нам дороги
песни войны.
*******
Вечер в доме ветеранов
Раздолье осенью дождям...
Здесь, в зале, скрипка и баян.
В ответ бубнит им контрабас.
И вальс-бостон звучит для нас.
Нам кажется – играет он,
наш незабвенный патефон.
К нему большой был интерес:
свершалось множество чудес.
Нам титул кавалеров дан.
На танец приглашали дам.
Мы находились в их плену,
не понимая почему.
Ушедшая пора из грез
и ревность глупая до слез,
и наши старые дворы,
и лампа в нимбе мошкары.
Бывало, снились нам они
в окопах посреди войны.
Уютно в зале – все свои.
Наши шершавые шаги
и грациозны и смешны.
Как прежде – кавалеры мы.
Поэтому и потому
вверяют дамы нам судьбу.
Раздолье осенью дождям...
Здесь, в зале, скрипка и баян,
и вместе с ними контрабас
играют танго, польку, вальс…
Нам кажется, что это он,
наш незабвенный патефон.