ОЛЕГ ЮЗИФОВИЧ... Знакомство с автором
Олег Анатольевич ЮЗИФОВИЧ родился в 1961 г. в городе Прокопьевске Кемеровской области. Образование высшее. Женат. Автор нескольких книг поэзии, прозы, публицистики (в том числе «Стихи-Я», «Встречный свет», «Так рождаются страны», «Приглашение на бал», «Солнце побеждённой войны»), главный редактор журнала «Тирасполь–Москва». Публиковался в различных периодических изданиях и коллективных сборниках России, Украины, Приднестровья и Молдовы. Член Союза писателей России и Международного Сообщества писательских Союзов.
Слышишь, брат, не трусь!
За тобою – Русь!
За тобою свет
крестозвёздных лет!
За тобою, брат,
сотни лет в набат!
И сквозь гарь утрат –
Русь жива стократ!
Где б ни жил ты, брат, –
только Русью свят!
Не убить, дробя
эту Русь, тебя!
Я ЧИТАЮ СТИХИ
Я читаю стихи – понемножку, чуть-чуть, по глоточку,
монолитность извилин разбив предварительно вдрызг.
Я их кровью своей наполняю, чтоб робкая почка,
что засушена в Слове, раскрылась мозаикой брызг.
Я читаю стихи… я тупею… цвету… и пьянею…
Корпус сердца заржавлен… Но сердце – мишень для стрельбы!
Попадают слова! Прогрызают ржавьё, сатанея!
И сухой концентрат растворяется чьей-то судьбы…
Я уже не живу… я – фантом… я едва существую –
на границе себя… на граните другого родства… –
То чужая душа, над моею душой торжествуя,
открывается вечностью боли, любви, колдовства!
Измеренья другие… Другие глаза и постели…
То кнутом, то петлёй извивается пройденный путь…
Память плавит в кострах… Память зябко дрожит на расстреле,
от вселенского зла ускользая в стихи – отдохнуть…
Суррогаты идей… Ослепление муки и страсти…
Росы меркнущих чувств… И абстракции дикая сушь…
Всё опять оживёт… И рассыплется прахом на части –
словно пломбы замкнутся на стопочках страждущих душ…
Пусть взрывают стихи рецептуру тупых рационов!
Сердце – не анаболик! Безумства – души перегной!
О, стихия Любви! Из икон и из мрачных притонов
Ты воскресла,
сияя
букетами слёз
надо мной!..
Я читаю стихи…
Я читаю стихии…
Читаю…
ИСТОК
В этом мире, окровленном ратью,
Божьей милости истинен ток.
В нём святые солунские братья –
всеславянства духовный исток.
…О, могучее, дикое время!
Тьмы веков молчаливых пора
сохранялась в искусной поэме
златоустной струной гусляра.
Высыхали могильные глины.
Сочинялись другие века.
Продолжались седые былины
солью долгой зимы языка.
То прямые года, то хромые…
То ромашки, то вяжущий хвощ…
Для истории – глухонемые;
для славянства – растущая мощь!
Пресекалось и строилось снова
под червлёным славянским щитом
золотое народное Слово,
незнакомое с щедрым листом…
Но уже сенью греческих мантий
по дружине славянских костров
выслал в мир многомудрый Византий
изначальников письменных слов.
И просохли под ветром чернила,
и построились буквы рядком –
это азбука заговорила
расшифрованным в ней языком.
Старых идолов рать отступала
перед жертвой и славой листа,
на котором, как свет, оживало
сердценосное имя Христа!
За духовную донную силу,
что славянству защита во всём,
вознесём же молитву Кириллу
и Мефодию гимн воспоём!
ПОЭТ И СЛОВО
Мы забыли, с чего начинается мир.
Слово – только эфир.
Как и вечность – эфир…
На эфир не наложите вето
скудных хижин, дворцов и темниц.
Словом мира восходят поэты,
презирая размерность гробниц.
Неприслужно – для пищи и крова,
непреклонно – для праха и мзды.
Хлеб насущный им – вещее Слово
из пшеницы… и из лебеды.
Правда – их материнское лоно
и отеческий мудрый завет.
И не знает иного закона
коронованный Словом поэт!
Расшифруйте дерзания все их
вы, которым огонь их прейдёт:
речь они не ведут о лакеях –
речь у них о пророках идёт!
Неудобные всей подноготной,
на последний, на праведный суд
свет духовный во мрак этот скотный
неподкупно поэты несут!
Не всесильны ни власть, ни монета,
ни парадный трибун, ни кумир:
нет поэта – и истины нету;
есть поэт – продолжается мир!..
Кто там рушит жирок забобонов?!
Кто сердец концентрирует свет?! –
Встаньте все с ваших лавок и тронов,
если к вам обратился поэт!
ХХ ВЕК
Мне на плечи кидается век-волкодав…
О. Мандельштам
Век двадцатый. Век-пастырь. Век-Рай и Содом.
Век двадцатый. Век-мастер. Век-Слово и Бред.
Век двадцатый. Век-пахарь. И век костолом.
Век двадцатый. Век-фикция. Век-Интернет…
Обессилев и всё безвозвратно раздав,
он омылся в слезах океанов и рек -
век романтик, век-гонщик и век-волкодав,
теле-век, авто-век и космический век.
Он рождался в борьбе котлованами смут,
он булатами слав обезвоженно креп.
На хоругвях его лавры атомных пут,
на его мавзолеях безумия креп.
Он был крут и жесток… Он был прав и не прав…
Расщеплённый в любовь, разделённый в штыки,
он закончил свой путь. И салют его слав
отзвенели часы, отстреляли полки.
Он – проклятие нас! И величие нас!
Он – цветущее поле! И высохший склеп!
Он – тайга наших душ! Нашей страсти фугас!
Нашей вечной надежды и памяти хлеб!
Он достоин добра… И достоин любви…
Он достоин тех песен, что спелись о нём…
Он прекрасен – как храм на великой крови:
аллилуйей проклятья его мы несём!
Бубенцами надежд по развалинам вер
истрепались стихии, ослабли силки…
Умер век-волкодав!
Здравствуй, век-бультерьер! –
Можешь когти не прятать
и скалить клыки.
ЗОВ ЗЕМЛИ
Как горсточка песка неслышно ночь струилась,
как брошенный цветок, воскресший на песке, —
жила твоей земли взлелеянная милость
и в капельке росы, и в хлебном колоске…
Как радужная грань, что в поле пала, нежась,
как дойна в тишину, как звездная пурга —
ушла твоей земли немеркнущая свежесть
в распятого Днестра чужие берега…
Как яблоня-заря, что медом пропиталась,
как медленный туман —
хранитель Млечных сфер —
рвалась твоей земли истраченная жалость
в окопах Дубоссар… в пожарищах Бендер…
От Родины-стены вдруг отслоилась краска,
и обнажились швы, и трещины, и грязь…
Тогда твоей земли расстрелянная ласка
ничем не помогла… никем не сбереглась…
Тот август догорел жестокой канонадой,
пробоинами дней могильный плавя зной.
Благослови, Господь! И тишиной порадуй
всю землю, чья любовь истрачена войной…
За что сгорал рассвет? За что погасли звезды,
растоптанных сердец рассыпав имена? —
Лишь мертвые глаза впитал горячий воздух,
и мертвые слова впитала тишина…
Причину не найти… У всех своя причина…
Как просто оправдать любую из причин!
Но чем твоей земли истраченная глина
дороже тех, других — таких же скорбных! — глин?..
Да хватит нам ума — не рвать друг другу жилы!
Да хватит нам ума — очиститься в крови!
Тогда родной земли истраченные силы
вернут в разгромный мир хоть капельку любви.
Солдатским сапогом не вытоптать рассвета.
Припрятанный патрон хлеб-солнцем не взойдет.
Иссерпленной земли запытанное лето —
болит… болит… болит…
И доброй воли ждет.
СБОРЩИК
Кто в Бендерах был во дни осады –
не забудет мертвый карантин:
прах стекла, избитые фасады,
тусклый взгляд расстрелянных руин…
Затхлость нерисованных кумарищ …
Головоразломная жара…
Лишь порой чуть слышно:
— Эй, товарищ,
тут нельзя, тут могут… снайпера…
В этот год безвременно и тупо —
мертвенно — дремали флюгера…
И лежали, разлагаясь, трупы
в городе убитого Днестра.
Там скрипел на старенькой повозке
сборщик их — бесстрашно-ледяной:
— Всех копаем: и румын, и росских —
все едино хате земляной…
— А убьют?
— Ну, понимай, так надо:
раз стервня — она для всех стервня!
Значит, червяку еще услада…
Лишь бы, слышь, не тронуло коня…
Загремел раскат исповедальный:
— Ну, пока…
— Давай, орудуй, бать…
И катился он, как Смерть, нейтральный —
весь Союз покойный погребать…
Память сны в кошмары раздробили,
словно мина — злобна и резка…
Не убили… вроде — не убили
сборщика…
Знать, нужен он… пока.
ПАМЯТИ КАЗАЧЬЕЙ ЗАСТАВЫ
Собирались на круг мужики,
собирались в лихую минуту –
черноморских полков казаки
собирались походом на смуту.
Черной тучей молчал атаман,
и махрово курилась старшина.
— Все… Кончайте, ребята, шалман,
Бог поможет! Давай — по машинам!..
— А куда? — резануло в ответ.
Желваками ворочали лавы.
— На Бендеры… На весь белый свет –
где дерутся казачьи заставы!
— Помолиться бы… в деле святом… —
выкипала рассудочность чья-то.
— У Бендер ваш молитвенный дом —
там, где насмерть стоят казачата!..
Загудели моторы. И темь
перерезалась фарами люто —
как кресты первопринявшим, тем,
кто остался в казачьих салютах.
И дрожали мосты и мостки —
перед яростью, ставшей войною…
Это ехали в бой казаки —
за Победой!
любою ценою!
КТО ПОЙМЁТ?
Зарыдала в голос тишина,
слезы-листья полетели с крон,
радуги цветастая копна
замутилась сажею ворон.
Дождь ушел пятнистою волной,
но не прекратился черный плач.
Над мемориальною стеной
догорает траурный кумач.
Захлебнулись реквиемом трубы,
звезд печальных крикнув имена.
И кусают высохшие губы
мать-тоска да горюшко-жена.
Ни отца, ни мужа и ни сына…
Целой жизни облетает цвет…
И провал, и горькая трясина —
в этом страшном, беспощадном – «Нет»…
Упадут на мраморные плиты
бесполезно-гордые слова…
Кто поймет, что вся земля убита?!
Вспомнит кто, что вся любовь – вдова?!
И молитва тяжело и кратко
пригвоздит к бессрочному кресту…
Стало больше в мире на солдатку,
стало больше в нем на сироту.
ДВЕ КРОВИНКИ
Гасит слезы ночь сиротского платочка,
годы горькие стеклят застывший взгляд…
Две кровинки, две слезинки, два сыночка
с фотографий жуткой вечностью глядят…
Снайпер выставил прицел смертельной точки.
Два огня — и жизнь вперед ушла без них.
Пала мать ещё на холмик, где сыночки, —
зря ты, снайпер, деньги брал лишь за двоих…
Материнская любовь —
не защита для сынов,
не окоп и не броня —
от огня.
Материнская рука
крестит каждого сынка,
что уходят сквозь века
в облака.
Память-мать хранит два ласковых росточка,
словно ждет, когда опять их призовут.
Две кровинки,
две слезинки,
два сыночка
в сердце матери расстрелянном живут.
ЖЕНСКАЯ ДОЛЯ
Женская доля — она велика:
новую жизнь продолжать бесконечно.
Женская доля — как порох горька,
женская доля — светла и сердечна.
Женская доля —
воля-неволя.
Женская доля —
чистое поле…
Дети растут, но приходит война
и выстилает полынью дорогу.
Горбится мать и чернеет жена,
слезно надеясь на Господа Бога.
Женская доля —
заповедь боли.
Женская доля —
минное поле…
Из одиночества стылых квартир
к небу ведут бесконечные тропы.
Женские слезы святят этот мир —
и зарастают травою окопы.
Женская доля —
роза в рассоле.
Женская доля —
памяти поле…
В тихих кострах вечереющих глаз
Вера Надежду венчает Любовью.
Женской душой воздвигается Спас,
женской душою стоит Приднестровье.
Женская доля —
воля-неволя,
роза в рассоле,
памяти поле…
***
У женщины нет именин,
и гимна для женщины нет.
У женщины праздник один:
дарить и лелеять рассвет.
Она государствам нужна,
как доноров щедрая кровь.
Ведь только – и только! – она
себя расщепляет в любовь!
О, сколько державных мужчин
её просветление бдят!
На страже её именин
тюремною стражей стоят!
На плаху ль восходит страна,
жуёт ли надежды хлебец –
ей женская сила нужна
и щит материнских сердец.
И нет этой силы сильней!
Сквозь хриплый разлёт воронья
Победа – в молитве твоей…
Молитва – Победа твоя…
Пусть словом в тиски не прорвусь,
пусть выкипит слово моё,
но Женщины – вся моя Русь:
Бессмертное Сердце Её!
Материал скопирован с сайта сетевого литературного журнала "Камертон",
№ 11 – Сентябрь 2010:
http://webkamerton.ru/2010/09/ya-chitayu-stixi/