Под старой протекающей крышей
Того города, что ценит бетон,
Во мне теплится, во мне еще дышит,
То, о чём поёт саксофон
Одинокого пьяного музыканта,
Что играет за отблеск монет -
Те вопросы извечные Канта,
На которые спроса уж нет.
Что могу я знать? Радость карьеры?
Ту морковку у морды осла,
Что плетется по кругу за веру?
Для того ли меня принесла
В этот мир судьбоносная сила?
Для извечных отчетов и планов?
Для того ли даль в детстве манила,
Что б затем срывать сотни стоп-кранов?
Что б глазеть на картинку-очаг,
Или (как там сейчас?) телевизор?
Ждать признанья в казённых очах,
А потом самому ставить визы?
Что я должен знать? Бред новостной,
Что пестрит, поражая цинизмом?
Экономику (корм крепостной,
Чтобы бредили капитализмом)?
Эзотерику, что пожирает,
Некогда прекрасные души,
Что искали Ответы? И тает
Наша жизнь в этом море отдушин.
На что смею надеяться? Кабы
Снизошел Его Величество Случай?
Мол вот жил я – хилый да слабый…
А потом вдруг раз – и могучий!
Ну религию трогать не будем,
Как-никак, а всё-таки страшно…
И надежды мы тоже забудем,
Когда всё станет просто неважно.
Я стою под ржавенькой крышей,
Затянув в себя дым сигареты,
Так крадутся оранжевой мышью
Каждый раз городские рассветы.
Не философ я вовсе. Не мытарь.
Я не хиппи и не бунтарь.
Я одетый, побритый, умытый,
Словно глянцем покрытый букварь.
Я водитель по старым маршрутам:
От работы до дома. Обратно.
Порог школы. Порог института.
Порог офиса. Вот ведь досадно…
И под старою крышей однушки
На рассветах (это константа)
Я играю в немые войнушки,
Словно в детстве, с вопросами Канта.