Москва-Ленинград
Каждый раз, когда Владу надоедали семейные проблемы, или одолевало глухое недовольство собой, он уезжал в Ленинград. С тех пор, как он понял, что природа одарила его высоким ростом, крепкой соразмерной фигурой, приятными чертами сероглазого лица и густой русой шевелюрой, чувство достоинства и невозмутимость стали его бронёй и щитом. Даже бурные пирушки с братом-близнецом и его приятелями он проводил по возможности невозмутимо, но наутро бывал-таки недоволен собой. Повзрослев, Влад как-то неприметно, но твёрдо отдалился от брата, в котором все его собственные недостатки выпячивались как под лупой.
Жора был весельчаком и обожал удовольствия. Постепенно он позволил своему симпатичному лицу опухнуть, а стройной фигуре расплыться, и даже как-то стал меньше ростом. Он терял работу и подружек, но не весёлость характера. Влад невольно привык смотреть на него снисходительно и отстранённо.
Итак, институт был окончен, нашлась работа, не очень интересная, но в хорошем месте. Родня явно ожидала чего-то большего. Броня невозмутимости предохраняла Влада от сильных разочарований, но загнанное внутрь чувство неудовлетворения и недовольства собой, иногда прошибало эту броню. Тогда надо было менять обстановку, и как-то так сложилось, что это всегда был Ленинград. Другую, ту, большую Россию он наблюдал, когда служил в армии на Дальнем Востоке, и она его больше не интересовала.
В Ленинграде, где у Влада был дядя, мало-помалу появились знакомые и друзья, с которыми было легко отойти от всех неприятных ощущений. Роль московского гостя придавала определённый шарм и притягательность в глазах компании. Можно было, не затрачивая лишних усилий, чувствовать себя весьма комфортно.
Так всё проходило и на этот раз, летом, в конце шестидесятых. Остановился, как всегда, в дружеской, открытой и безалаберной семье очень дальних родственников отца. Крайняя бедность тут была привычна, и уныния не вызывала. Как и он, эта семья тоже рано лишилась отца, и жила трудно, но благодаря матери сохраняла свет и тепло. Потеря составляла и горе, и силу семьи, сплотившейся на обломках счастья К ним тянулись молодые на тёплый огонёк.
Дом их постоянно был полон друзей и знакомых, друзей этих знакомых, и знакомых этих друзей. За столом в любое время суток легко возникали пирушки, сервировавшиеся прямо на газете, для которых всё годилось, даже просто посыпанная сахаром булка с чаем. В двух комнатах, большой и маленькой (когда-то выделенной внутри этой большой), в старой ленинградской коммуналке, всегда находилось место для ночлега всем «детям» гостеприимной мамы-Ляли. За крахмальное бельё никто не переживал, спали на чём есть, и в чём есть. На полу устраивались постели, где все нуждающиеся в ночлеге спали рядком, как бывало порой в выездах «на картошку».
Детсадовские бои подушками и «куча-мала» возникали частенько от задиристости младшего сына, приятеля Влада. Атаманше этой дикой орды, маме-Ляле, приходилось встревать всем своим весом, чтоб поумерить боевой пыл своих сыновей и их приятелей. Если на её зычный голос никто не реагировал, ей изо всех сил помогал яростный лай Белки.
Старая, рыжая с белой манишкой и носочками, собака неизвестной породы вынуждена была мириться с тем, что любовь к ней хозяева делят со своими бесчисленными гостями. Ей было просто это понять. Она сама когда-то, уже очень давно, сидела, замерзая, под осенним дождём у магазина, откуда выплывали волны убийственных запахов, и терпеливо ждала, что кто-нибудь даст ей поесть. Наконец одна полная дама положила перед ней кусок ароматной булки, и с удовольствием посмотрела, как она ест. Что-то побудило собаку пойти за уходящим человеком, в неясной надежде... дама обернулась, они посмотрели друг на друга. Дама погладила её и сказала: «Ну что хочешь пойти со мной, бедняга?» И как-то сразу стало хорошо и спокойно. С тех пор она забыла своё голодное бродяжничество, стала солидной домашней собакой, уже не удивляющейся ни вкусным косточкам, ни даже пирожным. Под старость ей случалось набедокурить прямо на полу, чему виной, может, и были эти самые пирожные, и начавшийся от них диабет, но и к этому хозяева и их гости относились с полным пониманием и сочувствием.
Молодёжь сюда прибивало самую...