Пролог
Дивишься драгоценности нашего языка:
что ни звук, то и подарок:
все зернисто, крупно, как сам жемчуг и право,
иное названье еще драгоценней самой вещи.
Н.В.Гоголь
Я вышел на балкон. Шум проезжающих мимо пролеток, цоканье копыт о мостовую, шуршание платья, должны были отрезвить мой разум, вместе с порывом свежего воздуха.
Уже больше месяца я проводил исследования о влиянии сущности писателя на окружающий мир, посредством им создаваемого текста.
Уже больше месяца я не выходил за пределы своего кабинета.
Гувернер мой, совершенно ошалел от таких перемен.
Когда хозяин не выбирался в свет, не ужинал в гостиной и даже не посылал за новым табаком в лавку, а только приказывал раз в день принести бульону, это могло значить нечто ужасное для прислуги. Так как оно не укладывалось ни в какие вразумительные рамки.
Наконец мои труды возымели первый успех, и следующей стадией опытов должна была стать – большая материализация.
Я велел подать обед, с полной сервировкой, и отдал поручение – после, готовить экипаж.
После ванной, гувернер принес чистое белье, что возымело несказанный прилив мирового для меня приятия.
Седло барашка, вкушаемое за трапезой, казалось, дало недостающие силы, а вино придало бодрости во всех членах.
Но более всего, рассудок будоражил дневник с собственными заметками, и набросками. Который я собирался применить, не позднее сегодняшнего вечера.
Сильное возбуждение, даже, заставило пренебречь всеми церемониями.
Наскоро перекусив, я схватил, перечитываемые прямо за трапезой слова, и бросился в прихожую.
- Пафнутий!
И, стараясь не показывать волнения, предупредил старика:
- Сегодня я могу вообще не вернуться. Тогда встречайте завтра. Чтобы приготовили ванную, да не жалейте морской соли! И завтрак на шесть персон.
На вытянувшееся лицо гувернера я ответил резким:
- Ничего впредь меня не спрашивать, и чтобы не происходило, не вести себя дремучим образом, ибо возможно, что мною открыт, поистине, закон Божьего промысла.
Пафнутий осенил меня крестным знамением, но, побоявшись спросить о чем бы то ни было, открыл дверь.
Оказавшись в экипаже, я, не выпуская заветный переплет из рук, приказал кучеру скакать во весь дух, на мойку - к мосту.
* * *
Вместе с созерцанием бездны реки, приходило ощущение надобности слиться с этой бездной в единое целое.
Вода в это время года, была неимоверно холодной. Но спустя какое-то время я перестал чувствовать окоченение, и напротив – ощутил прилив тепла…
Внезапно, неведомые силы, подхватив мое, неспособное летать тело, вытолкнули меня ввысь, над крышами Петербурга.
Я увидел, как стремительно уносится от меня мой экипаж, вместе с кучером, мостом и самой Мойкой.
Зная, что путь мой, теперь лежит в область темную, и не познанную, я лишь крепче сжал, мой дневник…
Глава I «Гости»
Вкруг меня стояли четверо. Поле маковое, цветущим морем омывало их одежды.
Я же был полностью погружен в пучину. И зеленая глубина волн - стебля растений, надежно укрывала меня от незваных гостей.
Текст мною написанный был, видимо, далеко не совершенен…
И хотя я и попал в заветное место, возвратится из собственной мистификации, не представлялось возможным.
Четверо моих проводников оказались стражами границ, между жизнью моей земной, и написанной, и наотрез отказались покинуть свой астрал. Пятый же вовсе не появился.
Стражи заключили меня как нарушившего равновесие, что склоняло к высокой вероятности моего дальнейшего удержания в этом пространстве.
В такт биению сердца, я засыпал и просыпался. Всякий раз, видя над собой, белоснежные маски с длинными клювами.
Ветер приносил мне сладостный запах спокойствия, а стебли питали меня силой земли.
Проснувшись однажды, я почувствовал изменения.
Маски расступились, приглашая подняться.
Глазам моим предстали цветущие бутоны, во всей красе. Солнце вставало, являя свои первые лучи, рождавшиеся на краю макового поля. С одинокого дерева, чьи корни питала межа, вспорхнул феникс. И стремительно стал приближаться к пленившим меня.
Обличие его полностью соответствовало тому образу, который был создан, при работе с записями.
Вмиг, ударившись оземь, огненная птица обернулась в диву. Светлый лик её приблизился. И я вновь упал в зелень забытья.
- Для того чтобы вернуться, требуется от тебя, вновь преступить край…
Мы стояли возле древа, над обрывом, внизу же бушевала водная стихия. Женщина ласково коснулась меня, голос же настойчиво прозвучал:
- Иди, а мы последуем за тобой.
Сознание помутилось, и я ощутил как руки мои и ноги сводит судорога.
Открытым глазам предстали набережные камни Мойки.
Кучер стоял возле, и с ужасом смотрел на меня. Осознав, что жизнь в хозяине ещё теплится , он бросился помогать.
До дома доехали быстро.
Мокрая насквозь одежда давала о себе знать в полную свою силу.
Хронометр мой, в следствии с соприкосновением о воду вышел из строя.
Выйдя из экипажа, и пересиливая желание как можно быстрее принять горячую ванну, я обернулся спросить кучера, сколько же времени длилось мое отсутствие.
Кучер, пряча глаза, испуганно ответил:
- Барин изволили прыгать в речку, а не успел я и глаз сомкнуть, как они появились уже на берегу… - кучер помедлил, и закончил - …все седые!..
Щелкнув кнутом, слуга, больше не проронив ни слова, погнал лошадей на конюшни. А я опрометью бросился в дом, за первым попавшимся зеркалом.
* * *
Принимая ванну, я внимательно рассматривал свои серебристые теперь волосы.
Вся прислуга, была в сильнейшем шоке, когда хозяин появился на пороге, спустя всего час с четвертью, весь мокрый и практически седой.
Пафнутий гонял горничных по дому, чтобы воды нагрели как можно скорее. Благо, что печь ещё не успела остыть.
Не возможно было приложить ум, к тому – как, проведя такое продолжительное время вне обыкновенного мира, можно было оказаться в нем вновь, спустя считанные секунды.
Записи совершенно размокли. Да и могли ли они, что нибудь объяснить.
Почему проводники, оказались стражами? Как феникс мог обернуться женщиной? Насколько вода была важна для процесса перехода? Все эти вопросы крутились в моей голове, словно белка в колесе, и не находили ответа.
И наконец, последним вопросом, будоражащим мое сознание, было то – «последовали приглашенные гости за мной, и в каком обличии?»
Окончив водные процедуры, я, утомившись, лег спать, не дожидаясь ужина.
Разбудил меня звук цоканья множества копыт. Крики кучеров и скрип пружин, свидетельствовали о крупном кортеже, остановившемся возле дома.
Глава II «Именем моим - впускаю»
Я выскочил на балкон, даже не позаботившись, что из одежды на мне было лишь спальное.
Три кареты по шесть лошадей упряжи у каждой, остановились вдоль фасада моего дома.
Две крайние были обтянуты антрацитом. Средняя же – иссиня-черная, с серебряными рессорами, остановилась – ровно напротив парадного.
Дверь открылась, и стая воронов вырвалась из экипажа. Оставшиеся две последовали примеру.
Птицы взметнулись ввысь. Что сталось со всей уймой, не было возможности к предположению, так как время было позднее. Видимо переутомление сломило меня, и я проспал ужин.
Вглядываясь в ночное небо, мною совершенно был пропущен момент исчезновения кортежа. Внимание ошеломило другое. От низко нависших туч, по направлению ко мне стремительно падали вороны обратно, но было их гораздо меньше. Чтобы не быть зашибленным, столь стремительно снижающимися созданиями, я шагнул в глубину комнат.
Следуя смутному предчувствию, разбудил колокольчиком прислугу, и заставил собирать ужин, и подать одежду.
Готово было всё в считанные минуты.
Совершенно оказавшись в руках наития, я закрыл за гувернером двери, как только последний прибор лег на стол.
В полной тишине послышалось постукивание, сквозь балконное стекло.
Невольно вспомнились строчки модного американского писателя:
Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне.
"Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине…*
И действительно, стук повторился.
- Открыто!
Приветствовал, было, я пришедших, но балконные створки остались нетронутыми.
Подумав, что видимо вежливые визитеры не расслышали приглашения, я продекламировал более убедительно:
- Входите, вас ждали!
Но вновь ничего не произошло. И тогда, мучимый догадками, не видение ли это всё: и полеты, и маковые поля, и подъехавшие экипажи, я шагнул на встречу, и рванул створки со словами:
- Милости прошу!
* * *
Гостей было ровно пять.
Первой вошла та, что разделила со мной ложе из маков, благодаря которой я смог вырваться из заточения остальных.
Эти были тут же.
Как я смог, впоследствии догадаться – лишь союз феникса и четырех стражей – позволял выходить обратно из астрала. Тогда как войти в него можно было беспрепятственно, имея нужные ключи.
Женщина являла собой воплощенную Венеру.
Ниспадавшие на покатые плечи рыжеватые локоны, изящно обрамляли тонкие черты лица. Золотой её плащ, под которым виднелось платье последней моды, ниспадал до пола, ровно на столько, чтобы можно было видеть изысканные туфли.
Спутники же, были облачены в черное с ног до головы.
Маски их, теперь, были сняты, и я также смог рассмотреть лица стражей.
Трое из них были мужчинами. Лица, не в пример были белее, чем у сопровождаемой дивы. Как будто их припудрили на манер восемнадцатого века. По старой традиции имелись и парики, как у мужчин, так и у девицы, входившей в число стражей, которая совсем не походила на Венеру.
Стан девицы был худощав, волосы скрывал парик, и если бы не женоподобное лицо, и алые губы, её можно было принять за пажа.
* * *
Девицей были зажжены свечи, и мы сели за стол, в полном молчании.
Я не решался заговорить первым, дабы не нарушить тонкую грань мистицизма.
Два прибора оказались лишними. Один из стражей оказался музыкантом, а девица – была личной прислугой Венеры.
Я и Венера сели во главе стола, напротив друг друга. Двое мужчин заняли симметричные места в середине. Девица разлила вино по бокалам, а музыкант, по хлопку достал флейту.
Мистические совпадения всё более и более шокировали.
Вороны и вода были древними символами границ миров. Феникс, хоть и был мною описан птицей, часто, в поверьях являлся в облике женщины. А флейта была древнейшим инструментом, используемым для привлечения потусторонних сил. О золоте же и серебре, вовсе можно было и не думать. Цвета этих металлов, как и они сами являлись проявлениями энергий силы и пространственного перехода.
Мое нескрываемое удивление, видимо, наконец, подействовало, и, как только флейта закончила игру, Венера встала и подняла бокал:
- За первого, кто спустя долгое течение времени, смог вернуть свободу духу человеческому… - она сделала паузу.
-…духу человеческому, и нашему духу! За тебя – Грегориан!
С этими словами, Венера подошла ко мне, и скрестила руки наши с бокалами. Пригубив напиток, она дождалась, пока я сделаю тоже, и впилась в мои губы
Послышались аплодисменты.
* Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, - вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне.
"Это, верно, - прошептал я, - гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне".
Эдгар Алан По
Гл.3 : http://www.stihi.ru/2012/06/14/7121