Зеленая ветка, растущее благо,
глотая нектар грозового озона,
взрослела и знала, что станет бумагой,
не просто бумагой - бумагой особой.
Отменной, отборной. И вечером черным
под облаком-шапкою мягкого света
хранить будет формулы смелых ученых,
а, может быть, мудрые мысли поэта.
Но смысл и домысел - разные силы.
Кто станет считаться с ничтожною веткой?
Решил сортировщик надежд древесинных,
что быть этой ветке обычной салфеткой.
Салфеткой... Хранилищем тайным объедков...
Приставкой к салатам, нарезанным всуе.
И вместо чернил, темно-синих и едких,
покорнейше впитывать пьяные слюни.
Громады бумаги, белейшей и писчей,
лежали, как дальний несбыточный остров.
С презрением, вызванным новым обличьем,
ее провожали вчерашние сестры.
А позже - кабацкая вечная копоть.
Безликие ночи. Мышиные тени.
...На мятой салфетке, под крики и хохот,
две строчки дописывал дерзкий Есенин.