Хоронили

Агата Кристи Ак
Хоронили. Сухонькая старушка в платочке, лёжа в гробу, как бы покачивалась немного в клубящемся ладане; священник мерно размахивал кадилом и медленно, басисто что-то пел-завывал, по всей вероятности, уже не отслеживая смысла читаемой им панихиды, а повторяя машинально знакомый набор звуков с ударениями, которые нарочно  для не грамотных расставлены бывают в молитвенниках. Поскольку церковнославянский язык теперь знает один, много два маньяка на приход, то ударения эти расставлены в молитвенниках для всех и каждого.

Служба была что-то не торжественная и не соответствовала такому важному событию в человеческой жизни, как смерть. Служили в нагрузку к утренней службе – практически сразу после завершения литургии, которую в этом храме служили по утрам почти каждого дня. Панихиду пели в правом притворе, не занимая основного, центрального пространства храма. Строго и отрешённо смотрела на отпевание из ниши икона Богородицы, какая-то особенная икона, гордость и одна из достопримечательностей храма.

Обошли всех прихожан – обошла старушка, что-то вроде старейшины над постоянным приходом храма; и вот она обошла всех присутствующих, и каждому дала по странному чёрному платочку.

Потом служащие храма сидели уже после панихиды в прихрамовой трапезной, и вели удивительные речи. Говорили, что платочки раздаваемые должны быть из натурального льна, а другие говорили, из другой какой-то материи. Вроде бы, материал, из которого пошиты платочки, обеспечит усопшей спокойный, беспроблемный переход в посмертие. Ворвался в трапезную один из священников, без ризы, в этом чёрном  кто его знает как называется одеянии, наскоро что-то жеванул и куда-то умчался – говорили, уехал куда-то на машине.

Рядом с трапезной был пристроен домик, в котором проживал присланный из Греции, не говорящий по-русски настоятель храма.

Ближе к вечеру к настоятелю пришли две юные постоянные прихожанки – в длинных юбках, в платочках; одна, без конца постящаяся, худая как щепка и азартная от голода, с таким поблёскиваньем в глазу, другая такой ширины, что на одном стуле она умещалась плохо, требовалось бы полтора стула. Общими усилиями двух девиц, настоятеля и настоятельского секретаря пытались выяснить, что девицам от настоятеля надо. Худая сразу расписалась в невозможности объясниться и только радостно улыбалось, толстая пыталась выдавать по-английски односложные реплики и тоже радостно улыбалась. Настоятель улыбался вежливо и радушно, иногда кивал, не столько оттого, что понимал что-то, сколько для того, чтобы ободрить девиц. Дело, собственно, было в том, что девицы предлагали свою бесплатную миссионеркую деятельность, а именно, просили благословить их на домашнем принтере печатать не то ежедневно, не то по четвергам православную газету, которую распространять – бесплатно естественно – между прихожанами храма. Газету девицы обещали из двух листов, на одном – цитата из Писания, на другом – комментарий к этой цитате, принадлежащий какому-нибудь из святых отцов. Настоятель всё более ностальгически поглядывал на монитор навороченного по последнему слову техники компьютера на столе своей приёмной, и можно было догадаться, что настоятель работал за этим компьютером раньше прихода чего-то от него добивающихся девиц; и для работы за этим компьютером настоятелю переводчика не требовалось. Наконец всё же познания в английском толстой девицы, поддерживаемые жестами, мимикой и даже как будто подпрыгиваньем, сделали своё дело, и девицы получили от настоятеля благословение на миссионерскую и журналистскую деятельность. На скорости пронёсся через двор, мимо вышедших от настоятеля девиц, священник – не тот, что днём вбегал на малое время трапезную, а другой. Девицы спросили у священника какую-то глупость, священник пробубнил что-то маловразумительное и понёсся дальше.      

Снег лежал сугробами у оградки, отделявшей землю, принадлежащую храму, от всего внешнего мира. Давно замолкла стройка напротив, а может быть, стройка эта совсем была приостановлена по зимнему времени. Гроб с тихо, и, как утверждала одна из прихожанок, “по лицу видно - праведно” отошедшей старушкой унесли. Мелкие московские звёздочки перемигивались высоко-высоко на небе.

                2012-06-15