Им следует терпеть и есть особый хлеб
из спиленных ветвей и веточных опилок,
вся ветошь, что на них, из просквожённых дырок,
знать мыла не должна, законишко свиреп.
Какой приятный стиль, такого правосудья
приветствовать нельзя охаивать нельзя,
у мантий есть князья, беспаспортным грозя,
подвозят матерьял на пустоши безлюдья.
На улице тепло, в лохмотьях чудных тать,
у бака за углом его хлопочет муза,
они нам всем родня они нам всем обуза,
пора бы, вставив знак, дразниться перестать.
Густеет вой сирен, не барышень морских,
вращением узла царапающих уши,
мы слышим хорошо, что слышимость всё глуше
не только на Тверских, во всех делах мирских.
Покрышки, провизжав, застыли у скамьи,
двух съёженных стыдом в рундук ногой пихают;
нам всем на них начхать и все на нас чихают,
как членов глубоко простуженной семьи.
Мы судим как в чаду, традиции храня,
отечески журим и ногти выдираем;
есть дивные места, положим, за сараем
в зелёных лопухах овальная свинья.
Soundtrack: Alex Rostotsky, Gardens of Alcazar.