1.
В деревеньке-то, кажись,
Пара изб всего осталась…
Пара изб совсем не малость,
Если есть в деревне жизнь.
А она, конечно, есть:
Что-то чинит, да латает,
Да мяукает, да лает.
А другой и нет окрест.
Автолавка в месяц раз
Возит хлеб и соль в придачу,
Да ещё берёт на сдачу
Бабка леденцов запас.
Эх, побольше б было сил,
Огород бы обиходить...
Только вот всё хуже ходит
Да всё чаще свет не мил.
И с дровами маета.
Стали донимать морозы.
И нет-нет, нахлынут слёзы –
Жаль собаку да кота.
Внук зовёт к себе давно,
Но без них, без домочадцев.
И уехала бы... но
Как же с ними распрощаться.
2.
Наш маршрут лежал через деревню, что на карте значилась как Грай,
А на деле – просто пара древних развалюх: избёнка да сарай.
У избёнки на кривой скамейке, опершись на палку, дряхлый дед
В валенках и куцей телогрейке щурился на яркий летний свет.
Рядышком траву щипали клячи, мастью, словно потемневший снег.
Им сто лет, наверно, не иначе, в пересчёте на людской наш век.
И старик, измученный недугом, тяжело вздохнув, сказал: «Ну, что ж,
Эти два – последние в округе, остальных в двухтысячном под нож.
Нет, не я, конечно. Здесь когда-то был известный всем конезавод.
А потом коней за неуплату... А потом разъехался народ...
Вон травы-то сколь богато нынче, взял бы я косу да накосил...
Да коса сломалась, как на притчу, а сказать по правде – нету сил.
Стало быть, с кормами-то неважно, сена им зимой недостаёт.
А когда уйдут они однажды, вот тогда придёт и мой черёд».
Дед вздохнул, протяжно так и тонко, и в дневные погрузился сны.
И бродили рядом лошадёнки – резвые когда-то скакуны.
Мы ушли, глаза поднять не смея, так и шли до леса, до тропы.
Стали наши рюкзаки худее на полпуда гречневой крупы.
Мы ушли и больше не бывали, не бродили вновь по тем местам.
Жив ли дед и лошади? Едва ли... Только лишь бы вместе были Там...