Роберт Силлимэн Хидльер Эпикурейский фрагмент.
(Перевод с английского).
Мы - часть уже взорвавшейся Вселенной,
но, к счастью, крах пока не совершенный.
К нам звёзды обращают добрый взгляд.
Космические войны нас щадят.
Мне нравится, как расщепляет атом
учёный, тешась в рвении завзятом.
А прежде, на заре прошедших эр,
уж был тотальный гибельный пример.
Я был рождён потом и, молча, внемлю
про мощный взрыв, создавший нашу Землю.
Когда ж её пошлют в небытиё,
уж кончится моё житьё-бытьё.
Избавленный от пары потрясений
и, стало быть, от двух уничтожений,
в средине многих добрых тысяч лет,
быв в жизни только шутками огрет, -
ни за конец, ни за начало мира
я не могу пенять на бомбарира,
что лишь нажмёт на кнопку - и восторг:
"Вот вам Земля, Натура и Нью-Йорк !"
Мне лично не во вред пошли те взрывы -
был катаклизм, но будущность счастлива.
И я задумался, раз это так:
а что за прок от мелких передряг ?
Robert Hillyer An Epicurean Fragment
As part of an exploding universe,
Our bit of fragmentation might be worse.
Seated beneath companionable stars,
Small beneficiary of cosmic wars,
I must admire how well our atom split
When once the Scientist exploded it.
Aeons ago an overwhelming fission
Blew the existing order to perdition,
But luckily so long before my birth
I need not mourn the burst that made the earth;
And, furthermore, I shall not be about
When, aeons hence, our fragment flickers out.
Spared both the introductory detonation
And the finale of annihilation,
With snug millenniums on either side,
Through the brief pleasantries of life I ride,
Remote from the beginning and the end.
I must regard that bombardier as friend,
Who, on an impulse, pulled the switch - or cork,
And gave us Earth, the Seasons, and New York.
Should I myself face atomized disaster,
At least I've profited from one far vaster,
And trust that equal happiness befall
Those who will benefit from one so small.
"Epicurean World", 1933
Роберт Силлимэн Хилльер Отдалённый архипелаг.
(Перевод с английского).
Открытый горсткой храбрых моряков,
кусочек суши Tierra del Fuego:
солёные ветра среди песков,
вершины гор под шапкой снега.
Здесь помнится рождение луны:
гудели огнедышащие горы
и набегали с Южной стороны
потоки волн из вольного простора.
Из раковины, взятой на мели,
я слышал вздохи вымершего леса
и топот ног, которые толкли
на дне морей древнейшие замесы.
Когда лучи пронзали синеву,
я видел здесь косые птичьи взлёты;
на дюнах ветер пригибал траву,
но кораблей не вывел из дремоты.
С крутого мыса Огненной Земли
простёр я в полдень руку к Югу -
к земле, что холодней и дальше...
Robert Hillyer Remote
The farthest country is Tierra del Fuego,
That is the bleakest and the loneliest land;
There are the echoing mountains of felspar.
And salt winds walking the empty sand.
This country remembers the birth of the moon
Prom a rocky rib of the young earth's side;
It heard the white-hot mountains bellow
Against the march of the first Hood tide.
I lifted a shell by the glass-green breakers
And heard what no man has heard before,
The whisper of steam in the hot fern forest
And slow feet crunching the ocean floor.
I saw the slanted flash of a seagull
When a sheaf of light poured over a cloud,
I heard the wind in the stiff dune grasses.
But I saw no sail and heard no shroud.
To a promontory of Tierra del Fuego
I climbed at noon and stretched my hand
Toward another country, remoter and bleaker.
"The Literary Digest", октябрь 1925 г.
Роберт Силлимэн Хилльер Рано утром*
(В уволнительной, 1917 г.).
(Пересказ содержания английской песни).
В день краше всех чудес,
придя в кафе пешком,
я сел там под навес -
пил кофе с молоком
и ел там круассаны.
А было очень рано -
я, теша интерес,
рассматривал пейзаж:
не улица, а вернисаж.
Сбивая пыль и жар,
там мыли тротуар.
Газон блестел травой.
Был запах дождевой.
Я рад был под листвой,
присесть там на скамье:
на Rue Francois Premier !
Я был влюблён. Мне было двадцать.
И неожиданно совсем
не успевал налюбоваться -
я сразу вдруг попал в Эдем.
Robert Hillyer Early in the Morning*
(En repos, 1917).
Early in the morning
Of a lovely summer day,
As they lowered the bright awning
At the outdoor cafe;
I was breakfasting on croissants
And cafe; au lait
Under greenery like scenery,
Rue Francois Premier.
They were hosing the hot pavement
With a dash of flashing spray
And a smell of summer showers
When the dust is drenched away,
Under greenery like scenery,
Rue Francois Premier.
I was twenty and a lover
And in Paradise to stay,
Very early in the morning
Of a lovely summer day.
Примечания.
*Оригинаьный текст этого стихотворения в 1954 г. положил на музыку американский композитор Ned Rorem. Песню можно услышать в разном исполнении на YouTube.
Роберт Хилльер Аркадия
(Перевод с английского).
Аркадия - медвежий лес и горы:
не край, где бродят овцы в тишине.
Твердя о ней, зовут нас фантазёры
в страну, что видели во сне.
Там не звучит рожок пастуший.
В туманных сумерках меж скал
скорей столкнёшься с чёрной тушей,
увидишь яростный оскал.
Я был в Аркадии, и даже
старался этот край воспеть,
но таял весь восторг. На страже
был всюду за спиной медведь.
Robert Hillyer Arcadia
Arcadia means the Land of Bears,
Not of the Shepherds and their sheep;
Thus Time, the soft romancer, wears
Away our strength to dreaming sleep,
Gilding the fangs of beasts and rocks
With twilight hazes into grace.
The shepherd's pipe ? the mumbling flocks ?
I hear the black bear's padded pace.
I, too, have in Arcadia dwelt,
Glossing the name as poets would;
Yet stands, while pastoral dainties melt,
The Bear, where he has always stood.
Роберт Силлимэн Хилльер Башня из слоновой кости
(Перевод с английского).
С каким непостижимым напряженьем
стоят, не рушатся громады -
уродливые башни самомнений -
на территории, не отведённой
для зданий ? Вот одно уже просело
в песок. Другое - на могучем камне,
да не на месте, вопреки дизайну.
Горгульи - средство против дисбаланса,
не то там аркбутаны - как подмога, -
недавно оградившие периметр,
чтоб аварийно подпереть все стены.
А раньше живописная структура
пережила большую перестройку,
согласно новомодным установкам:
всё здание повсюду остеклили
затем, чтоб внутрь входило больше солнца.
Но вот беда: сместив одну колонну,
убрали часть ажурного узора
с плющом - всего один зелёный усик, -
и всё сооружение готово
вдруг рухнуть на глазах, как в страшной сказке.
Но будь что будет ! Как я вижу башня
доселе выдержала все бомбёжки.
Robert Hillyer The Ivory Tower
Who knows through what mysterious tensions these
Strange pinnacles of personality
Are held in place ? The crazy structure sprawls
Over a territory not prepared
For architecture. Here a turret sags
Into the sand; there in a rock, one tower
Stands up beyond its place in the design,
And gargoyles counterbalance random shifts
From equipoise, or flying buttresses,
As late as yesterday, were improvised
Hastily over space to clutch a wall.
Some years ago this efflorescent structure
Could have been simplified, even rebuilt,
According to a modern analyst,
With low walls all of glass to gulp the sun,
And the interior plain as everyday.
But now it is too late - one column shifted,
One bit tracery removed, yes, even
One tendril of this ivy vine clipped off,
And the whole delicately balanced thing
Would crash around our ears. It is fantastic,
But best left as it is. And, by the way,
I note it has outlasted all the bombings.
"New Yorker", апрель 1955 г.
Роберт Силлимэн Хилльер Летучие мыши.
(Перевод с английского).
Они в пещерах
схожи с жухлою листвой -
висят и спят всегда вниз головой
мечтая о ночной трапЕзе.
В них всё подобно антитезе.
Когда мы зажигаем огонёк,
вампир сжимает перепончатые крылья,
чтоб тот скорей погас или поблёк.
Меж сталактитов,
в тишине, как меж ножей,
они, с повадкой хитрых ворожей,
вершат вторженье в сновиденья,
в мир, недоступный разуменью,
где мы уже не лжём перед собой,
где жаворонок превращается в полёвку,
где альпинист спускается в забой.
Замкнуть их нужно,
упредить большой бедлам,
пока они не взвились к небесам,
чтобы закрыть от нас светило.
Два дерева запретных было.
Одно ещё осталось нам на страх.
Вампиры, молча, там висят вниз головами,
причём не на сучках, а на корнях.
Robert Hillyer The Bats
These caverns yield
But vampires upside down.
Better the field or town
Than exploration such as this.
These creature of antithesis
With webbed unfeathered wings
Will shrink away from our electric wink
Lest they be dazzled to the dark things.
Through stalactites
Of lancets in reverse
Their muffled flights rehearse
A foray on the world of sleep.
These are our underdreams that keep
Our secrets from ourselves,
The lark become half rode in that dark
Wherein the downward mountain climber delves.
Seal all, before
In ragged panic driven
These nightwings pour to heaven
And seal us from our natural sun.
Of two forbidden trees, there's one
Untampered with till now,
Where throng, with their inaudibly high song,
The bats headdown from roots that are its bough.
Роберт Силлимэн Хилльер Сад в Помфре.
(Перевод с английского).
Лились неслышимые ноты:
не музыка и не вокал -
звучали звёздные высоты.
Неспешный вечер наступал.
Потом из росшего молчанья
явился острый ясный звук,
из росшей темноты - сноп света,
обрисовавший всё вокруг.
И я в серебряном звучанье
расслышал песню флажолета,
звон капелек росы слыхал.
И тут вдруг пала с глаз завеса -
как сквозь магический кристалл,
в святилище ночного леса
я яркий праздник увидал.
"Ночь звёзд, звучащаяя как месса !" -
"Ночь светлых звёзд !" - звенит роса.
И вся Земля звучала песней,
заслышав с неба голоса.
В восторге, полный интереса,
не зная музыки чудесней,
и я включился в тот хорал.
Robert Hillyer The Garden in Pomfret
The starry music through remote
And silent evening slowly grew.
At first, white echoes note by note
Shaking the air they trembled through;
Then with a sharpened clearness born
Of growing silence to their sound
And growing darkness to their light,
They lifted pattern from the ground,
From silence shaped the silver horn
To blow the reveille of night
And ring the chiming globes of dew.
And all about me where I stood
Unearthly blossoms came to view;
Deep in the chancels of the wood
Pale crystals whitened two by two.
"A starry night !" I said aloud.
"A starry night", the dew replied.
Then from beneath my feet the song
Of earth streamed in a silent tide.
I rode the star of earth in proud
Replying light and bade the throng
Begin their silver song anew.
Роберт Силлимэн Хилльер Свет, переменные ветры.
(Перевод с английского).
Здесь искушающий простор,
ветра - обманчивое чудо.
Недаром наши Семь Озёр -
край рассудительного люда.
Здесь, хоть рули, хоть не рули,
следить за стрелкою - впустую.
Куда б ни плыли корабли,
а компас врёт напропалую.
Хоть бриз и шутит, в нём есть прок.
Недаром он нам дует в кливер.
Шли к Западу - а там Восток.
Хотим на Юг - плывём на Север.
В нас крепнет философский склад.
Мы убедились многократно:
отчалив, едем на закат,
чуть свет - корабль пришёл обратно.
Robert Hillyer Light, Variable Winds
This is the getting-nowhere breeze
That tries the soul of mariners -
The reason that the Seven Seas
Are peopled with philosophers.
We come about or jibe, to learn
That wind can box the compass, too,
Adroitly turning as we turn,
Adverse no matter what we do.
Still, better than dead calm, at least
It does impel us back and forth,
Giving the west some hope of east,
The south mirage of the north.
Hardened philosophers, we thrive
On facts we cannot overcome
As in vague twilight we arrive
Where in vague dawn we started from.
Роберт Силлимэн Хилльер Ветхая реликвия.
(Перевод с английского).
В аллеях здесь павлин бродил когда-то,
гуляли леди, джентри и прелаты.
Дом был наполовину скрыт плющом,
и множество людей толкалось в нём.
Режим был заведён напостоянно:
в четыре - чай, а в восемь - ванна.
И слуг хватало: кучеров, псарей,
наставников, кормилиц, егерей.
Вся жизнь была сложна и многогранна -
поинтереснее искусного романа.
Чтоб знатный Лорд внимал его стихам,
поэт искал поддержеи местных дам -
и тисы, что росли вокруг рядами,
воспели всех их вольными стихами.
Колокола здесь целы с тех времён,
но всем наскучил ржавый их трезвон.
Хотя здесь королева гостевала,
не видно туристического вала.
Немногим важно, что там за секрет
есть в письмах к Джеймсу от Элизабет.
Лорд был главой судебного архива,
но нынче пыль покрыла это чтиво.
Как Лорд ни важен, он почти забыт,
как всякий прочий, будь хоть сакс, хоть бритт.
Robert Hillyer Crumbly Court
The peacock, herald in the dappled park
Where ladies strolled to greet the hierarch,
The noble house, half ivy and half stone,
Where scores could gather and yet seem alone,
The lord, the guest, the punctual servitor
Who brought the bath at eight, the tea four,
Tutors and children, youths in tennis togs,
Gamekeepers, horses, solemn-wagging dogs, -
These, living once, are now but picturesque
Like yellow diaries in a long-locked desk.
Here where the poet walked to meet the matron
Who had induced her lord to be his patron,
The yews that made neat couplets of the border
Sprawl like free verse in meterless desorder.
Within the bell-tower of the chapel, Time
Evokes no answer from the rusty chime.
No visitors regard with bated breath
The bet where slept the great Elizabeth,
Or read the masques in manuscript whose names
Failed to outlive their lesser subject, James.
Here in this court the Master of the Rolls,
Falling to dust, crumples the crested scrolls,
While lord and lady into memory melt,
One with the Saxon, Roman, and the Celt.
Роберт Силлимэн Хилльер Заурядное возвращение
(Перевод с английского).
Теперь пора нам на швартовку.
Под днищем скрип. Сквозь гущу камыша
мы правим на сухую бровку.
Теперь пора нам на швартовку.
Где ласточка носилась, мельтеша,
почти купая в волнах крылья,
выплясывает лишь туман.
Стал будто зеркало лиман,
с него несёт пещерной стылью.
Вода черна, и всё покрыто тьмой...
Теперь пора и на ночёвку.
Сушите вёсла и айда домой.
Robert Hillyer Uneventful Return
It is the time of mooring now;
The pebbles scrape and the reeds are parted
Before the languid push of the prow.
It is the time of mooring now,
And where all day the swallow has darted
Dipping his wings in the sunny waves,
There is only a smooth, dark mirror spread
Where the dancers of the mist will tread.
The air is cool as the breath of caves,
And damp as the breath of steaming loam...
It is the time of mooring now,
Ship your oars and come back home.