Ю. Ли-Гамильтон. Сонеты бескрылых часов III

Люпус
РАЗДЕЛ III. ЖИЗНЬ И СУДЬБА

Кольцо Фауста

Застав однажды Фауста врасплох,
Лукреция приподнялась со стула,
Волшебный перстень с пальца потянула,
Пока он спал, прекрасный словно бог.

И мигом юный лик его иссох,
Морщины сетью обтянули скулы;
Ревнивица на старика взглянула,
И с уст её слетел злорадный вздох.

У Жизни есть волшебное кольцо --
В нём Вера в Провидение и Благо
Заключена -- не трогайте его!

Иначе тут же юное лицо
Сползёт с костей обойною бумагой,
И одряхлеет мира естество.

Сонет основан на одной из многочисленных народных легенд о Фаусте. См., например, объяснения Г. Гейне к его "Танцевальной поэме Фауст" (Легенда о докторе Фаусте / под ред. В. М. Жирмунского. 2-е изд. М., 1978. С. 140-141).

Затонувшее золото

Гниют суда старинные в пучине,
Дублонов груз покоится в песке;
Утопленник сжимает в кулаке
Даров любовных мёртвые святыни;

И видеть можно в бездне тёмно-синей
Луга морской травы невдалеке;
Их плети к солнцу тянутся в тоске,
Неугомонно кончики щетиня.

Вот так лежат в душе, на самом дне,
Несобранных мечтаний урожаи,
Дары, напрасно отданные мне;

Из тех глубин для них возврата нет,
Но я порой меж рифов созерцаю
Утерянного золота отсвет.

Игра жизни

Угрюмый смуглолицый гений зла
И наш хранитель, ангел белокрылый,
Сидят, увлечены игрой постылой,
Где пешки -- мысли, короли -- дела.

Вот вражьего ферзя рука взяла,
Чем судьбы наши сразу изменила;
И победитель сбросит нас в могилы,
Сметя чужие пешки со стола.

Порою мы следим за их досугом,
Где движутся фигуры в свой черёд,
И душам воздаётся по заслугам;

Очередной непредсказуем ход --
Но если отвернёмся мы с испугом,
Без нас игра по-прежнему пойдёт.

Сулак

Гасконский дом, не радующий взора,
Где лишь ветра солёные метут,
Да на пригорках обрели приют
Сосёнки -- худосочны, тонкокоры.

Дом? Колокольня древнего собора,
Норманнами поставленного тут;
Он утонул в глуби песчаных груд --
Не сыщешь ни придела, ни притвора.

Всё сгинуло! как явствен образ рока:
Мечтаний детских пышный особняк
Разрушит жизнь -- над нефами осока,

А свод апсиды поглотил овраг;
И рады мы руине одинокой,
Что нас оберегает кое-как.

Сулак -- приморский городок в Гаскони, на юго-западе Франции.

У костра

Я грелся у горящего бревна,
Меж алых языков плясали тени;
Мне к Будущему виделись ступени,
Грядущие мелькали времена.

Вот стала ниже пламени стена,
И для меня пришла пора сомнений,
Но всё же согревала мне колени
От красных углей жаркая волна.

Прошли года. И я в ночи июня
Смотрю, как искры поглощает мгла,
Как меркнет то, что рдело накануне --

И вижу прогоревшее дотла
Своё Вчера, потраченное втуне.
А Будущее? Серая зола.

Лета

Мне снилась Лета -- царство вялых вод
С перержавелой цепью на причале;
Пришедшие на берег припадали
К ней, погружая в реку жадный рот.

И с каждой каплей уменьшался гнёт
Для них былой любови и печали;
И отплывали в солнечные дали,
Где не бывает боли и невзгод.

Я к Памяти прикован -- кто же мне
Подаст солёных слёз глоток ничтожный,
Зачерпнутый в летейской глубине?

Избавит от мечты пустопорожной,
Несбывшейся не по моей вине,
И тень прогонит прочь надежды ложной?

Гончие судьбы

Натаскивали много лет назад
Своих собак испанские сеньоры
Искать индейцев потайные норы,
И был паёк у псов, как у солдат.

Куда ни прячься беглецов отряд --
Не скроют запах ни леса, ни горы;
Истошным лаем бешеные своры
На золотой указывали клад.

Вот так за каждым гением вдогон
Судьбы ищеек стаища несется,
Ища поживы, от начала века;

Индейских, правда, не дошло имен,
А стихотворцы да первопроходцы --
И боль, и слава Книги Человека.

Eiserne Jungfrau
Судьбе

Ты -- дева из холодного металла,
Усеянный внутри клинками шкаф,
Что приказал какой-то рейнский граф
Воздвигнуть в центре пыточного зала.

Тебя лобзать велели для начала
Несчастной жертве; дребезжал сустав;
И ты, её в объятия приняв,
Вонзала в тело острые кинжалы.

Обычно руки страшные разжаты,
С улыбкой смотришь ты по сторонам,
Но стоит вспомнить о тебе некстати,

Шарниры заскрежещут глуховато,
Потом придут в движение -- и нам
Не избежать убийственных объятий.

Железная дева (нем. Eiserne Jungfrau) --- орудие смертной казни, представлявшее собой металлический шкаф в виде женщины, одетой в костюм горожанки XVI века. Предполагается, что поставив туда осуждённого, шкаф закрывали, причём острые длинные гвозди, которыми была усажена внутренняя поверхность груди и рук «железной девы», вонзались в его тело; после смерти жертвы подвижное дно шкафа опускалось и тело казнённого сбрасывалось в реку.

Сани

Мы лучшее бросаем силам зла:
Так мать в России сына из саней
Волкам швырнула, что неслись за ней,
И страшной жертвой жизнь себе спасла.

За нами стая мчится, как стрела,
Весь отведённый нам остаток дней;
Мы гоним запыхавшихся коней,
Волкам кидая детские тела.

Мы скачем; пролетают мимо ели;
Увы, мы оторваться не сумели --
Всё ближе, ближе слышен волчий вой;

Ушли! рысак встаёт в поту и мыле...
Где то, что мы за жизни заплатили,
Проглоченное санной колеёй?

Колокол судьбы

В моей душе которую неделю
Звучит зловещий, заунывный звон --
Так колокол, на бакен прикреплён,
Гремит над судном, сгинувшим на мели.

Надежды брызги в море оскудели,
А волны горя бьют со всех сторон;
И панихиду громко воет он
По тем, кому не выбраться отселе.

"Спасенья нет!" -- Он стонет неустанно,
И меди бой пронзает тишину --
"Твой рейс окончен в пасти у капкана.

Спасенья нет. Позволено челну
Лишь раз проплыть по волнам океана.
Зачем же ты его пустил ко дну?"

Молчаливый собрат

«Кто ты, двойник, безмолвный силуэт?
Ты -- Боль моя, что дышит в каждой жиле?»
«Боль спит и просит, чтобы не будили.
«Усталость?» -- «Я опять отвечу "нет."»

«Принес ты веток лавровых букет;
Ты - это я, кем был когда-то, или
Надежда ты?» -- «Она давно в могиле,
А прежний ты в долу, где умер свет.

Нет, хоть я схож со всеми. На вопрос
Отвечу так: удел мой -- в мире грёз
Дела богов отображать без лжи;

Я -- дух твоих сонетов и принёс
Не лавр, а плод, что у Содома взрос,
Омытый в горьких омутах души.»

Песок Нерона

Нехватка хлеба вышла в дни Нерона
В могучем Риме, и отправлен флот
Был за зерном египетским в поход
Для жителей столицы истощённой.

Вернулся флот, приблизившись к затону,
И зашумел на улицах народ,
Что вовсе не пшеницу он везёт --
Груз нильского песка для стадиона.

Вот так Судьба рукою загрубелой
Галеры наших жизней до предела
Набьёт песком, похитив ценный клад;

И Глупость надувает их ветрила,
Смерть ждёт в порту нас -- а вокруг уныло
Обманутые ангелы стоят.
 
"Еще более стал он [Нерон] ненавистен, стараясь нажиться и на дороговизне хлеба: так, однажды в голодное время александрийский корабль, о прибытии которого было объявлено, оказался нагружен песком для гимнастических состязаний." (Светоний, VI, 45) Песком посыпали арену и обсыпались борцы при состязаниях; при этом особенно ценился мелкий нильский песок.

Встреча призраков

Кто в Прошлое заглянет, дерзновен,
Но дальновидна ли его потуга --
Следить, как направляет лемех плуга
По пашне Время, мастер перемен?

Годов минувших расторгая плен,
Два призрака взглянули друг на друга;
Взор одного потуплен от испуга,
И встречный взор не менее смятен.

Прошу, не пробуждайте мертвеца,
Пусть Прошлое уходит без возврата
В мир вечной тишины и темноты;

Не то смешает память два лица:
Прекрасный лик, что знали вы когда-то,
Неведомые исказят черты.

Перуанский выкуп

Великий Инка, в плен попав, сказал:
"Я выкуп дам, невиданный доселе;
Клянусь, под потолочные панели
Я золотом наполню этот зал".

Шагали караваны между скал
Со слитками неделю за неделей,
Но Инку задушить, достигнув цели,
Гарротою Писарро приказал.

Так многие вступали в торг с судьбой:
"Когда ты подсластишь мне хлеб постылый,
Я злато ямбов брошу пред тобой".

Трудились в рабстве, надрывая жилы;
Судьба ж -- Писарро, лютый и скупой --
Оброк взяла, холопов удавила.

Сиамские близнецы

Скажите, вы слыхали про судьбу
Двух близнецов со сросшейся грудиной,
Что шли по жизни, слиты воедино,
А после улеглись в одном гробу?

Когда один с испариной на лбу
Проснулся -- брат лежит застывшей льдиной...
И разом осознав его кончину,
Он с ужасом не выдержал борьбу!

Так Разум с Телом до исхода дней
Повязаны: утратив разум, плоть
Лежит комком беспомощным и глупым;

Но многажды для разума страшней,
Коль плоть умрёт... Ярма не обороть --
Он не взлетит, обремённый трупом.

Cиамские близнецы -- Чанг и Энг Банкеры (1811-1874), умерли в возрасте 63 лет, когда Чанг первым скончался от пневмонии; Энг в это время спал. Обнаружив своего брата мертвым, Энг через три часа умер, хотя и был здоров.

Призрак Цезаря

Цареубийцы шли на бой стеною,
И полыхал закат со всех сторон,
Когда казалось, что исход решён --
Победа за мятежной стороною.

Но в некий миг возникла под луною
Тень Цезаря -- ворвался в битву он,
Взмахнул мечом, и Кассий пал на склон,
Окутанный смертельной пеленою.

Пусть в битвах Жизни мы не боязливы,
Но встанет призрак, мщением ведом,
Убитого душевного порыва;

Тут над триумфом нашим грянет гром,
И вознесётся меч неторопливо,
Вселяя страх, как может лишь фантом.

Гай Лонгин Кассий (85-42 гг. до н. э.) был одним из организаторов заговора против Гая Юлия Цезаря. Сонет основан на пятом акте трагедии В. Шекспира "Юлий Цезарь", где речь идет о битве при Филиппах. Брут одержал в ней верх над Октавием, но Кассий, начальствовавший другим крылом, был оттеснен Антонием и, не зная о победе Брута, лишил себя жизни, что повлекло за собой разгром войска республиканцев.

Испанская легенда

Прочел я, как в компании пьянчуг
Гуляка праздный шёл домой во мгле,
Увидел отблеск света на стекле
И, заглянув в окно, увидел вдруг:

Под потолком огромный ржавый крюк,
На нём себя, висящего в петле;
И вмиг с холодным потом на челе
Он протрезвел, и бил его испуг.

Любой способен в Прошлое взглянуть
И отыскать свою былую суть,
Где лучший "я" висит, самозадушен

Греха, вины, безумия петлёй;
И труп ему шепнёт с ухмылкой злой:
"Узнал себя? Так чем же ты сконфужен?"

В лесу содомских яблок

Лежал в лесу я, у солёных вод,
И размышлял о жизни эфемерной;
Мне чудились глубокие каверны,
Откуда тянет соки горький плод.

Но мысли от зияющих пустот
Летели прочь, как птицы от Аверна
В часы, когда со дна сочится скверна,
Что равно губит и людей, и скот.

Взгляни на отраженье в этих водах:
Там ты, ещё не знавший о невзгодах,
Ещё не промотавший жизни клад;

Всмотрись в глубины жадными глазами --
На дне озёрном, как в могильной яме,
Твои Голконда и Офир лежат.

Содомские яблоки -- плоды дерева Calotropis Procera, которое растет на берегах Мертвого моря и в других пустынных районах Ближнего Востока. Все части растения содержат ядовитый млечный сок, плоды полые изнутри; при сжатии они лопаются, оставляя в руке остатки оболочки, несколько волокон и ядовитые семена. Из-за своих качеств содомские яблоки стали традиционным символом безнадежности и неудовлетворенных желаний.
Аверн -- по античным представлениям, один из входов в Аид находился в пещере у озера Аверн в Кампаньи (Италия); здесь синоним царства мертвых.
Голконда -- султанат в Индии XVI-XVII вв., который славился богатейшими алмазными копями.
Офир -- упоминаемая в Библии страна на аравийском или сомалийском побережье, знаменитая золотом и другими сокровищами.