Мне говорила женщина в зелёном:
"Ты для любви, наверно, слишком молод, -
безумен, бездуховен и бескрыл."
А я её всё на руках носил,
вдыхая ароматы свежих груш.
Я был любовник, но ещё не муж.
Я жить хотел по серебру Востока.
Была она воистину жестока, -
хотела, чтоб в любви я умирал,
и я, как коршун, ей рубашку рвал,
и в ночь входил и целовал ужасно, -
телесный берег, - женщина прекрасна!
Мне говорила женщина вся в белом:
"Наверно, для любви ты слишком смелый, -
безжалостен, безнравственен, жесток,
в твоих глазах заиндевел порок."
А я её хотел воспламенить,
чтоб льдинки глаз, оттаяв, засияли,
чтоб черти беспокойные гуляли,
чтоб праздник чувств в нас бредил без конца.
В ответ брезгливость женского лица
оберегает женскую натуру.
О, боже мой! Такую вот фигуру
античную воспеть, и с плеч долой!
Мне говорила Женщина в лиловом:
"Ты для любви был зрелым и толковым, -
рассудочен, серьёзен и речист, -
но что-то быстро твой рожок обвис,
исполнив благородную сонату
для страждущих - на бис, на бис, на бис!"
На оголённой шее маркитантки
болтались бусы, словно бы подранки,
из клетки обречённо выходя.
А ты шептала:"Я хочу дитя..."
и лезла нелюбимому под кожу,
меня два раза назвала Серёжей,
свой волос долгий мне на перст крутя.
Мне говорила женщина простая:
"Пускай я буду сука площадная,
но я тебя хочу и будь ты мой!"
И привела меня к себе домой.
Там за столом четыре пацанёнка -
голубоглазых белых воронёнка -
и среди них красавица-сестра.
Они сидели, ложками гремели,
как будто свадьбу русскую хотели.
Нам не до свадьбы, - нам бы до утра.
Но самый малый мне сказал вдруг - "Папа!"
И вздрогнул я, на пол упала шляпа,
я задрожал, как нищий на мосту,
а девочка шепнула мне - "Отец..."
И сердце сжалось будто бы от боли,
и голос возопил - "а как же воля?!"
Я весь застыл и понял - всё... конец.
12 июня 2012г