Ю. Ли-Гамильтон. Сонеты бескрылых часов V-1

Люпус
Ю. Ли-Гамильтон. Сонеты бескрылых часов (V-1)
РАЗДЕЛ V. РАЗНЫЕ СОНЕТЫ (первая половина)

Что такое сонет
 
Четырнадцать клубничин на уборе
Цирцеином, одна другой красней; [1]
Четырнадцать жемчужин из очей
Калипсо -- слёзы, пролитые в море; [2]

Четырнадцать примет людского горя,
Медее видных в глубине камней; [3]
Четырнадцать тех капель для корней,
Что брызнул Фауст, с дряхлостию споря. [4]

Сонет -- алмаз, что Данте преподнёс
В дар Беатриче; Лауры сапфир,
Петраркою добытый между грёз;

Рубин, что высек из души Шекспир;
Тот изумруд, который виртуоз
Россетти взял с собою в лучший мир.

[1] Цирцея (Кирка) -- в древнегреческой мифологии волшебница с острова Эя, обратившая в свиней спутников Одиссея, а его самого державшая при себе в течение года. От Одиссея Цирцея имела сына Телегона, который, когда вырос, отправился на розыски отца, но, прибыв на Итаку, не узнал Одиссея и убил его в завязавшейся схватке. В переносном смысле Цирцея -- коварная обольстительница.
[2] Калипсо -- в древнегреческой мифологии нимфа, жившая на острове Огигия на Крайнем западе, куда попал спасшийся Одиссей на обломке корабля, разбитого молнией Зевса за истребление быков Гелиоса. Калипсо держала у себя Одиссея 7 лет, скрывая от остального мира (по версии Гигина, год). Она тщетно желала соединиться с ним навеки, предлагая ему бессмертие и вечную юность, но Одиссей не переставал тосковать по родине и жене. Наконец боги сжалились и послали к Гермеса с приказанием отпустить Одиссея. Калипсо против воли вынуждена была его отпустить, оказав ему помощь в строительстве плота, на котором он и пустился в дальнейшее плавание. По версии Гигина, покончила с собой из-за любви к Одиссею.
[3] Медея -- в древнегреческой мифологии волшебница, дочь колхидского царя Ээта. Влюбившись в предводителя аргонавтов Ясона, Медея помогла ему добыть золотое руно и последовала за ним в Грецию. Когда Ясон задумал жениться на дочери коринфского царя, Медея погубила соперницу с помощью отравленной одежды, убила двух своих детей от Ясона и скрылась на крылатой колеснице, посланной ее дедом Гелиосом. Образ Медеи получил художественную обработку в литературе (Еврипид, Аполлоний Родосский, Сенека, П. Корнель, Ф. Грильпарцер, Ж. Ануй), живописи (помпеянские росписи, Э. Делакруа), музыке (Л. Керубини, Э. Кшенек).
[4] Намек на знаменитое "древо жизни" из "Фауста" И. В. Гёте.

Зима

Раскинув драгоценную фольгу,
Зима приходит радостью для взора,
И светятся морозные узоры
На запушённом инеем лугу.

Краснеют кровью ягоды в снегу --
Зарянкам и дроздам подарок Флоры,
А бедняки плетутся в лес для сбора
Валежника на пищу очагу.

На сонных водах серебрится лед,
Одев озёра в праздничный наряд;
Там рыбины в глубинах стылых вод,

От конькобежцев спрятавшись, лежат;
И Рождества Король к столу зовёт
Всех, кроме тех, кого терзает глад.

Золото сонета
I.

Его мы добываем из могил,
Где спят этруски, дети прошлой эры;
В пучинах, где старинные галеры
С богатым грузом опустились в ил;

И там, где гном под мерный стук зубил
Сбирает дань во мгле сырой пещеры;
Поэтов не смущает запах серы --
Им клады отыскать достанет сил.

Порою нам довольно для улова
Узора с корешка молитвослова,
Где ангел славу громкую трубит;

Но много чаще золота крупицы
Из тигля, где мечтание искрится,
Крадёт поэт, пока алхимик спит.

II.

Какой сонет получится из злата?
Та чаша, что юнцу вручила Фрина?
Локусты склянка с головой змеиной,
Врагам сулившей страшную расплату?

Кольцо, что, выпав из руки разжатой
Фальеро, тут же кануло в глубины?
Венец Инесы, волей властелина
На мёртвый лоб возложенный когда-то?

Когда б эфес массивный мы сковали,
По образу драконьей головы,
Для сабли Жизни из булатной стали!

Но чаще получаются, увы,
Ковчеги, где покоятся печали
И страсти, что бесплодны иль мертвы.

Фрина (ок. 390 г. – ок. 330 г. до н. э.)  – знаменитая афинская гетера, послужившая натурщицей Праксителю и Апеллесу. Однажды красавица устроила испытание умиравщему от любви юному оратору Гипериду. Заявив, что эта ночь будет только для них двоих, протянула ему чашу с якобы отравленным вином и сообщила, что действие яда начнется только через шесть часов. Она сказала: Я желаю, чтобы завтра все Афины повторяли: «У Гиперида не было денег, чтобы заплатить Фрине, – он заплатил ей своей жизнью». Влюбленный, не раздумывая, осушил чашу до дна. Утром Гиперид, естественно, проснулся живой и здоровый.

Локуста (? – 68 г н. э.) – знаменитая римская отравительница, происхождением из Галлии. Считается, что её услугами пользовались императоры Калигула и Нерон, а также мать Нерона – Агриппина Младшая. Казнена Гальбой в 68 г. н. э. Рассказывали, что она постоянно принимала небольшие дозы яда, сделавшись таким образом неуязвимой для отравления.

Кольцо – дож Венеции ежегодно выезжал на парадной галере (буцентавре) в Адриатическое море для обряда бракосочетания с ним и бросал в море золотое кольцо.

Марино Фальеро, более известный как Марин(о) Фальер (итал. Marino Faliero, на венецианском диалекте, Marino Falier; 1274–1355) – 55-й венецианский дож. Начал править 11 сентября 1354 года, в 80 лет. В 1355 году пытался осуществить государственный переворот с целью монополизации власти, но не преуспел. Дож и его сподвижники были схвачены и преданы суду специальной комиссии. Фальер признал выдвинутое обвинение в измене. 17 апреля ему вынесли смертный приговор, а 18 апреля состоялась казнь. Фальеру отрубили голову, а тело изувечили. Ещё 10 сподвижников было повешено в Дворце Дожей. В 1365 году был издан указ, согласно которому имя Фальера было стерто с фриза в зале Большого совета, где выбиты имена всех дожей, и заменено надписью: «На этом месте было имя Марино Фальера, обезглавленного за совершенные преступления».
История Фальера многократно привлекала внимание литераторов. В 1820 году сюжет был описан в драме Джорджа Гордона Байрона «Марино Фальер, дож венецианский». Суинберн в своей драме «Марино Фалиеро» также затронул историю Фальера, Доницетти написал оперу по драме Казимира Делавиня «Марино Фальеро».

Последний синклит Оберона
I.

Коль на поляне встретишь круг травы,
Что много гуще и темней соседней,
То знай, прохожий -- не сочти за бредни,
Прислушайся к словам людской молвы --

Что это, быстроноги и резвы,
Лесные эльфы были там намедни,
Когда на луг явились для последней,
Прощальной встречи на земле, увы!

Они ушли; хотя всё так же свет
Роняет блики, горести не зная,
И белки так же по ветвям снуют;

Волшебного народца больше нет
В орешнике, где горлица лесная
Всё ладит немудрёный свой приют.

Там, где ночью эльфы водили свои хороводы, образуются "эльфийские круги" -- места, в которых по непонятным причинам трава растёт особенно буйно.

II.

Созвал своих вассалов Оберон
В чащобе для последней ассамблеи;
И эльфы собралися там, и феи,
И даже гномы, кинув тайный схрон.

"Людскою верой был наш род силён, --
Сказал он, -- долго мы питались ею;
Но вера всё слабее и слабее,
И каждый здесь на гибель обречён.

Так говорят священные декреты:
Покинет вера смертные умы,
И злая стужа нас сживет со света.

В сердцах деревьев долго жили мы,
Отныне будем жить в душе поэта --
Лишь там для нас ни глада, ни зимы."

In memoriam

Не мёртв Россетти, и не нужно слёз,
Мой Марстон, над закрытой крышкой гроба;
Поглотит тело вечности утроба,
Душа взлетит под пение стрекоз.

Я помню, резкость в прошлом произнёс --
Давай теперь её забудем оба.
Сплету венок, какой сумею, чтобы
На камень бросить, как прощальный взнос.

Когда дохнул зимою Азраил,
Придуло лист к той пожелтелой груде,
Где спят давно Шекспир и Алигьери.

Не плачь. Твой друг лежит среди могил,
Над коими грустить приходят люди.
Он жив, пока им тяжела потеря.

14 апреля 1882 г.

Филипп Бёрк Марстон (1850-1887) -- английский поэт, практически слепой с детства, близкий друг и единомышленник Данте Габриэля Россетти, один из немногих постоянных корреспондентов Ли-Гамильтона. Россетти умер 9 апреля 1882 г.

Римские бани

Мы в римских банях время провели;
Был зеленью затянут камень старый
Тех двориков, где в поисках нектара
Гудели над лужайками шмели.

Однажды под поверхностью земли,
Всё повидавшей -- войны и пожары,
Узорные сыскались тротуары,
На них -- тритоны, рыбы, корабли.

Вот так под дёрном нынешнего дня
Лежит Вчера -- до времени забыто,
Но не боится тлена и огня:

Траву Сегодня вытопчут копыта,
И быстро сгинет хрупкая стерня,
А Прошлое незыблемей гранита.

Весна

Печаль таится в воздухе апреля
Для тех, кто знает путь вещей земных;
Чреваты ложным чаяньем для них
Надежды, что вокруг зазеленели.

Пеан листвы и стрекот свиристеля
Содержат примесь пеней потайных;
И Смерть летит на крыльях сурьмяных,
Рождая ветер, в коем запах прели.

Поёт в лесу ликующая птица;
Струится сок в глуби древесных вен;
Пчелиный звон как нежная цевница;

Но скрытый вздох в тех звуках нам явлен;
И каждый лист, что по весне родится, --
Свидетельство грядущих перемен.

Филипу Марстону

Идти во тьме сквозь освещённый лес,
Листвы иной не ведать, кроме палой,
Когда в отрадном блеске карнавала
Весна приходит с ворохом чудес;

По звукам узнавать, что день воскрес,
А ночь на время притупила жало;
Вот вечер, коль вокруг похолодало --
Закат не льётся пламенем с небес.

Лиц дружеских твои не видят очи --
Одни лишь голоса летят вослед,
Как души, что-то смутное пророча.

Сказал Господь во Тьме: "Да будет Свет",
И тут же спрыгнул День с коленей Ночи.
Но свет его не про тебя, поэт.

Оксфорд

Вам предстоит увидеть то, что я
Уж не увижу: каменные стены,
И стекла витражей, и гобелены,
И башни, и зелёные поля.

Вам у реки, дыханье затая,
Смотреть, как машут вёслами спортсмены;
Приветствует восьмёрки в клочьях пены
Болельщиков кричащих толчея.

Но мчится год за годом надо мною...
Унесены береты и плащи
В минувшее текущею волною;

На стенах башен темные плющи,
Теряя очертание земное,
Истаивают призраком в нощи.

Восьмёрки -- лодки, на которых с 1829 г. проводятся традиционные состязания по гребле между студентами Оксфорда и Кембриджа.
Берет и плащ -- форменная одежда английских профессоров и студентов.

Луидор Мюссе

Спала на гальке как-то в день погожий
Дочь рыбака, и ветерок-фланёр
Ласкал её растрёпанный вихор,
Легко касался загорелой кожи.

Поэт шёл мимо, и на жалком ложе,
На рубище её замедлил взор;
Потом, вложив ей в губы луидор,
Он удалился, спящей не тревожа.

Что стало с той монетою потом?
Принёс доход семейству дар поэта,
Которым горд по праву скромный дом?

Иль жадность копит новые монеты --
Желанные, пропитанные злом
Любви продажной? Не узнать ответа.

Сонет основан на эпизоде, который произошел с А. Мюссе в рыбачьем посёлке на бретонском побережьи Атлантики, недалеко от Нанта: "В Лё Круазике, на морском берегу, он однажды увидел подле лачуги бедного солевара девочку в лохмотьях, которая спала на солнце, положив голову на клок соломы. Он подошел и осторожно вложил луидор ей в губы, а потом на цыпочках удалился, восторгаясь своей проделкой и предвкушая радость, которую испытает дитя, когда проснётся" (Paul de Musset. The biography of Alfred de Musset, translated by H. W. Preston. -- Boston: Robert Brothers, 1877, p. 307; перевод мой).

Прометеевы наваждения
I.

Когда с Олимпа, гневом обуян,
Зевес шлёт копья в горные теснины,
Как будто снова целит в исполина;
Когда грозу приносит ураган;

Когда лютует гром, попав в капкан
Кавказских гор; и в в ярости звериной
По склонам их стремятся вниз лавины --
Со вскриком пробуждается Титан.

И, воплям безутешной бури вторя,
Несётся вопль, ужаснее стократ,
Чем завыванья ветра на просторе;

И, заглушая громовой раскат,
Грохочет смех, такого полный горя,
Что ангелы в полуночи дрожат.

II.

Невидим Прометей для смертных глаз,
Лишь только ночью, в сполохах карминных,
Когда пылает зарево на льдинах,
И молния в них бьёт за разом раз;

Когда рубином светится топаз,
И страх царит в гнездовиях орлиных,
И эхо отражается в глубинах,
Где до рассвета мрак ночной увяз,

Мы видим, как немая тень Титана
Встает среди уступов и карнизов
Угрюмых скал, пространство распоров,

В молчании мятежном неустанно
Закованной рукой бросая вызов
Создателю уродливых миров.