Дул северный ветер протяжно и гулко.
Герой мой, задумав ночную прогулку,
чтоб как-то унять нестерпимую боль,
на что-то надеясь, что, впрочем, не важно,
накинул пиджак и небрежно-вальяжно
спустился в промозглый и мрачный Стокгольм.
В ночи поражало присутствие света.
"Июньские козни полярного лета, –
успел догадаться он. – Ну и дела!"
И только пройдя городские ворота,
подумал, что жизнь его в эти широты
давно загоняла – и вот загнала.
Был внутренний мир разворочен, расколот:
депрессия, север, сомнения, холод –
таким представлял он свой жалкий удел,
где всё было зыбко, неясно и смутно,
и память стегала его поминутно
вопросом: "Зачем ты сюда прилетел?"
Он сопротивлялся, но вскоре смирился,
потом вдруг нагрелся, затем заискрился,
по запаху гари смекнул, что дымит,
что путь его пройден, что час его пробил,
что нужно взорваться... не зря же А.Нобель,
родившийся здесь, изобрел динамит.
Всё взорвано. Шведские белые ночи,
отправив его на тропу многоточий,
внушили презренье к своим берегам.
И выбрав особую форму протеста –
убраться из этого гиблого места,
он быстро пошёл собирать чемодан.