День прошёл синеглазой, вспотевшей, хромой бегемотицей.
Саблезубо-покорной синицей вгрызаюсь в толпу.
Подскажите мне крошку хотя бы, сверкающей истины.
Покажите мне ту, что поёт на лету.
Я, такой же, как все, тоже в теле, от скуки барахтаюсь.
Еду в лифте, на триста какой-то этаж.
И мне хочется верить, что это моё настоящее.
В то, что это взаправду, что Всё не мираж.
А толпа ухмылялась ехидно и глупо и пасмурно.
И чему-то учила. Чему, не пойму.
Может, просто тому, как бить морду смеясь, не по паспорту
И танцуя ламбаду, сношаться у всех на виду.
Кто-то вырвал мне зуб впопыхах, слава Богу не мудрости,
Как теперь грызть гранит подскажи, если всюду кисель?
Может сердце спасёт не рифмованный, с ломанным ритмом стих
Или Абра, с Кадаброй слезами постелют постель?
Напишу на заборе поэму в три буквы – культ фаллоса,
Разукрашу себя в черно-белое, будто бы в цвет.
Я теперь, слишком ясный, для ваших нелепых снов.
Я уже, слишком видный, но видишь – меня уже нет.
День прошёл. Из под века нелепое вылилось.
Прямо в стопку, на стопку стихов.
Я запил его соком берёзово-нежной ненужности
И ушёл от толпы, в храм юродивых песен волхвов.